Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. (с)
В.В. Камша. Отблески Этерны. Правда стали, ложь зеркал

«Существует предел всему, его не переступить. – Взгляд Катари был устремлен куда-то ввысь. – Мы – это только мы… Альдо Ракан, вы принесли Талигу зло, но я не хочу стать причиной еще и вашей смерти. И других смертей… Если вы соберете все, что нужно, если даже узнаете Слово, вы не удержите древних тварей… Они пожрут и вас, и Олларию. Их никто не остановит, у нас нет Эридани Самопожертвователя. Никто не приручит нохского ворона, никто не оседлает Моро, никто не подчинит Силу… Никто.»

***

В.В. Камша. Отблески Этерны. Красное на красном

«Кошка, почуяв его ярость, вздрогнула и прижала уши. Она знала, как сражаться с крысами, если б ее сородичи были покрупнее и посильнее, если б их удалось объединить и натравить на этих, с позволения сказать, новых владык, но увы!»

***

Про Дикую Охоту.
Анон из Флудилки: Охота изначально была как раз за раттонами, и Твари это были вот эти псы.
Другой анон: А ты откуда знаешь?
Анон из Флудилки: Так Камша писала на ЗФ... Это еще на старом форуме было где-то тыщу лет назад, когда раттонов еще не упразднили совсем.

***


В.В. Камша. Пламя Этерны

«— Твой брат, воспользовавшись завещанной ему Силой, выгнал наружу подземных чудовищ.
— Зачем?
— Чтобы потом изгнать. Власть Раканов слабела, Эридани решил возродить былой блеск анаксии. Для этого ему был нужен страх. Ему был нужен Зверь Раканов, чтобы сначала уничтожить тварей, а затем собрать воедино Золотые Земли и положить конец восстаниям и войнам. Но по воле Ушедших создающий Зверя платит за него своей жизнью. Эридани придумал, как обойти запрет, расплатившись жизнью брата. Он не знал, что на тебе не было цепей. Ты убил Эридани, и твари вернулись в пещеры. Что ты хочешь знать еще? »

***

«Твари были сильны и прожорливы, но даже они со временем насыщались. И их можно было убивать, хотя это было более чем непросто: за каждое уничтоженное чудовище Лорио Борраска платил десятками жизней. Полководец принял решение, сначала показавшееся Эрнани невозможным, но, немного подумав, эпиарх понял, что другого выхода нет. Нужно было вывести из города людей, после чего разрушить пандусы и оставить Изначальных реветь среди созданных Абвениями стен, уповая на то, что Цитадель и города Молний и Скал останутся для них недоступными.
К счастью, Изначальные опасались приближаться к возведенным Ушедшими стенам ближе чем на две длины копья, а вот солнечного света твари, увы, не опасались, что было весьма странно для существ из подземелий. У монстров, как рассказывали гонцы, были огромные лиловые глаза, из которых катились медленные слезы. Человек, нечаянно поймав исполненный тысячелетней обиды взгляд, замирал, тварь его пожирала, после чего двигалась дальше. Некоторые, насытившись, затевали игры и драки, и это было хуже голода, потому что резвившиеся чудовища крушили и давили на своем пути всех и вся.»

«Цитадель соединялась с двойным Кольцом наружной крепости могучими стенами, делящими город на четыре части — Молний, Волн, Ветра и Скал. Это позволяло беспрепятственно проезжать с внешних укреплений во внутренние, что бы ни творилось в самих Гальтарах. Раньше Эрнани казалось, что Абвении, возводя столицу, перемудрили — что, кроме предательства, могло угрожать построенным небожителями стенам? Раньше горожане ворчали, что в Гальтарах нет обычных ворот и приходится пользоваться деревянными пандусами. Появление Изначальных Тварей доказало, что любая предосторожность когда-нибудь да станет спасительной.»

Примечание реконструктора:
Стены - это кольца Гальтар, а там довольно большое пространство, в которое или из которого твари не смогут прорваться.

В.В. Камша. Отблески Этерны. Красное на красном

«Кэртиане жить, пока стоит Кольцо Гальтары», – было начертано на вратах внутренней Цитадели, вратах, которые открывались лишь перед теми, кто принадлежал к Великим Домам. Четыре Великих Дома, Четыре Знака Силы, Четыре Верхних Города, Четыре Вечных Башни, разнесенных на тысячи пасадан.

«Под Цитаделью были пещеры, в которых жили страшные чудовища. Те, кто создал Гальтару, сделали так, что они не могли подняться наверх. Самых страшных преступников запирали в этих подземельях, так поступили и с Ринальди.»

@темы: обоснуй, Камша, ОЭ, Отблески Этерны, канон

Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. (с)
Реликвии, изображенные в небе после вручения Алве меча Раканов.

В.В. Камша. Отблески Этерны. Красное на красном.

«И новый король, и его народ не хотели оставаться в Гальтаре, и Эрнани перенес столицу в Кабитэлу, а сам отрекся от старой веры и подвластных его роду сил и поклялся, что Раканы никогда не прикоснутся к родовым талисманам.
— Эрнани был прав, — покачала головой Катарина, — В наше время слишком многие готовы опираться на зло. Хорошо, что древние секреты сгинули навсегда.
— Тот человек, который записал легенду, думает, что Эрнани не осмелился уничтожить реликвии, а может, не смог. Они где-то спрятаны. Может, в Гальтаре, а может, и в новой столице.
— К счастью для нас, они не могут быть здесь, — медленно произнесла королева, — если б Раканы повелевали великими силами, Франциск Оллар не победил бы. Будем надеяться, талисманы, где бы они ни были, пролежат там до скончания времен.»

В.В. Камша. Отблески Этерны. От войны до войны.

«Его Высокопреосвященство, сохраняя собственное достоинство, не медленно, но и не быстро проследовал к распахнутым дверям и вышел на балкон, где уже топталось десятка полтора человек. С ними все было в порядке, ничего страшного не происходило и на земле, а вот небо, вернее, солнце сошло с ума. Низкое, предзакатное, оно оказалось внутри двух радужных кругов, сверху и снизу к которым примыкали блестящие полукружия. Ровно посредине солнечный диск прорезала странная белая полоса. Там, где она пересекала круги, сияли еще четыре солнца, их бока, обращенные к главному светилу, были красны, как раскаленное железо, над бо́льшим кругом виднелись туманные очертания короны, а внизу проступало что-то, напоминавшее сверкающий щит.

Солнце медленно склонялось к кромке дальнего леса, становясь по-вечернему алым. Из-за ложных солнц протянулись длинные и узкие световые столбы с поперечными перекрестьями, напоминающие гигантские рыцарские мечи. Их лезвия наливались кровью, постепенно разворачиваясь кверху, а само небо становилось льдисто-зеленым, радуги выцветали, превращаясь в слепящие снежные кольца.

Сотни людей зачарованно смотрели на чудовищный закат. Первым за горизонт ушел щит, затем наступил черед ложных солнц, украшавших рукояти закатных мечей. Остались лишь клинки, неудержимо стремившиеся друг к другу. Мечи столкнулись, когда погасло настоящее светило, разрубив слепящее, украшенное короной полукружие. На мгновение над темнеющими далями вспыхнуло истекающее кровью сердце, вспыхнуло и исчезло, осталась лишь багровая пламенная стена, и почти сразу же на башне Франциска отзвонили восемь раз. Зрелище продолжалось чуть меньше часа…»


Примечание реконструктора:
* над бо́льшим кругом виднелись туманные очертания короны - корона
* ровно посредине солнечный диск прорезала странная белая полоса - посох
* двух радужных кругов, сверху и снизу к которым примыкали блестящие полукружия - кубок (вид сверху)
* внизу проступало что-то, напоминавшее сверкающий щит - кинжал это был, просто рукоять не видна

***

Реликвии и масти таро:
волны — масть жезлов — посох/жезл — Альдо (Альдо жезл чувствует)
скалы — масть мечей — кинжал — Окделл (кинжал как и меч - холодное оружие)
молнии — масть монет — корона — Робер (эта масть отвечает за богатство и успех, корона отлично подходит)
ветер — масть кубков (ну, просто методом исключения)

***

В.В. Камша. Пламя Этерны

«На поясе Эридани висел церемониальный меч Раканов. Обычно брат носил при себе другое оружие, выкованное лучшими оружейниками Гальтар, а этот, широкий и короткий, висел в тронном зале. Там же хранились и венец и увенчанный мерцающим лиловым камнем жезл, который брат сжимал в руке. Реликвии повелителей Золотых Земель мирно спали веками, тая в себе древние силы, но сегодня они увидели солнечный свет.»

***

В.В. Камша. Отблески Этерны. Правда стали, ложь зеркал.

«Рамиро» Окделлу:
«-Вам нельзя отказать в определенной логике, так следуйте ей до конца... Вы ищете меч, но что за меч без щита, а отдать вам щит не властен никто.»

Примечание реконструктора:
Разумеется, никто не может отдать Окделлу то, что и так у него.


В.В. Камша. Отблески Этерны. Красное на красном

«Кровь течь перестала, но веревки не поддавались, и Дик резанул их фамильным кинжалом.
Клинок Эгмонта, — прошептал Иноходец, растирая кисти, — не думал, что снова его увижу. Он старше Кабитэлы, сейчас таких не найдешь»

***

В.В. Камша. Отблески Этерны. Рассвет №3

«выбирающийся из гробницы Уилер был прекрасен в своем обалдении, которое и не пытался скрыть. При этом «закатный кот» умудрился вытащить сразу всё, насадив кубок на меч, а корону - на ручку факела Мечущееся пламя играло с реликвиями в пятнашки»

***

Раканы — меч; Скалы — кинжал; Волны — жезл; Ветер — кубок; Молнии — Корона.
Кинжал: Дик носит его с собой.
Скипетр/жезл: лежал в гробнице Диамнида (Эрнани Одиннадцатого) в Лаик.
Корона: лежала в гробнице Диамнида (Эрнани Одиннадцатого) в Лаик.
Меч: хранился у Алвы дома в тайнике
Кубок — лежал в гробнице Диамнида (Эрнани Одиннадцатого) в Лаик.

@темы: Камша, ОЭ, Отблески Этерны, канон, обоснуй

Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. (с)
Инсайдер из реконструкторского треда:

«Валентин проходное имя, он никак не влиял на сюжет, кроме пары переписанных сцен.
1. Вместо Марселя планировался Валентин.
2. Дуэль между Валентином и Диконом, разумеется состоялась. Именно по тем мотивам высказанным в первом пункте.
3. Он вытащил Дикона из города, когда брали Ворона второй раз.»

***

В Лабиринте: «...Альдо говорит, что раз повелитель волн их бросил, он займет его место. Он проходит под Волны...»

***

ЗФ 2004
Gatty: Все, КнК-2 готова! Ночью посылаю в издательство! Надеюсь, Алаварус выложит начало сегодня или завтра. текст у него уже давно есть. Итак КнК -2 имеет подзаголовок "из глубин". Время действия около полугода ( с начало зимы 398-399 года до конца весны 399 года)

ЗФ 2004
Юзер-Бетаридер: «О Валентине можно будет сложить довольно полное впечатление во второй книге.»

***

Из обсуждения на «Куртуазном оэголике»:

«Кстати, я подозреваю, но вовсе не настаиваю, что изначальный характер Вали был ближе к канонному Марселю, чем к канонному Вале. Потому что он у нас сузамузил в Лаик с Шабли, но Шабли не остряк, судя по его запискам, а вот хулиганистый юморок вполне мог исходить от Валентина. Сейчас он весь канон ходит снулой рыбой и шкодил в Лаик уже не он, он только печать Эстебана хранит у сердца.)))»

@темы: инсайд, обоснуй, Камша, от автора, ОЭ, Отблески Этерны

Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. (с)
В.В. Камша. Пламя Этерны. Неопубликованный отрывок

Мастер Диамни Коро умирал. Чтобы больного не тревожил топот подкованных гвоздями сапог, под окнами комнат, которые занимал мастер, постелили солому. Под дверями спальни толпились ученики, кто с искренней, кто с нарочитой тревогой вглядывавшиеся в лица серьезных и молчаливых лекарей. Каждые два часа прибегали посыльные от императора, а к вечеру повелитель Кэртианы пришел сам. Вместе с Эсперадором Танкредом, еще не старым, но совершенно седым мужчиной со светло-голубыми пронзительными глазами.
Император вошел в дом, многочисленная свита осталась под дверью. Сначала придворные с подобающим случаю скорбным выражением стояли неподвижно, потом стали переминаться с ноги на ногу, перешептываться, а наиболее смелые рискнули прислониться к стене. Время шло, а владыки Золотой Империи все не было.
Когда рыжее вечернее солнце утонуло в водах Данара, и над Кабитэлой сгустились сумерки, появился Эсперадор и торопливо проследовал на вечернюю молитву. Император остался с умирающим. Это была неслыханная честь!
Смелый, жесткий, подчас жестокий, Анэсти железной рукой претворял в жизнь начатое императором Эрнани. То, что он ценил мастера Коро, знали все, но никто не мог предположить, что император, мало напоминающий своего болезненного, хоть и сильного духом отца, так отличит умирающего старика.
К полуночи Анэсти вышел, бросив вскочившим слугам и лекарям, что больной заснул и не стоит его тревожить. Свитские шепотом передавали друг другу, что никогда не видели, чтобы глаза порфироносного столь сильно блестели.
Около часа ночи больной пришел в себя и потребовал, чтоб его отнесли на верхний этаж, где была его мастерская и оставили в покое. Слуги и лекарь не посмели спорить с любимцем императора. По требованию мастера зажгли множество свечей и раздвинули плотную ткань, закрывавшую огромную картину, над которой Коро работал с того самого дня, как вошел в отведенные ему комнаты в новом императорском дворце.
Само творение видели лишь избранные, взгляду остальных представал лишь серый, измазанный красками занавес, поднимать который строжайше запрещалось. Слугам хотелось рассмотреть таинственную картину, но они, повинуясь приказу, торопливо попрощались и ушли. Старый художник остался один на один со своим детищем.
Сидя в высоком резном кресле, спинку которого украшала вереница идущих леопардов, Диамни Коро смотрел на то, что более сорока лет составляло смысл его жизни. Ученик великого Сольеги не знал, с чего ему пришел в голову именно этот сюжет, но он не давал художнику покоя ни днем, ни ночью. И вот на специально вытканном холсте возникли невиданные в Кэртиане чертоги.
Огромные окна выходили на закат. За длинными, богато убранными столами пировали мужчины и женщины, и все они были неправдоподобно, не человечески хороши. На одетых в черное и алое мужчинах были странные доспехи, женщин обвивали тончайшие шелка самых изысканных и нежных расцветок, а на точеных шеях и прекрасных руках переливались странные золотисто-алые и лиловые камни.
Нарисованные фигуры казались живыми, сильными, наделенными чем-то, что смертным постичь не дано. Они дорожили каждым мигом веселья, потому что помнили о войне, на которую им предстояло вернуться.
Картина казалось завершенной, но мастера она не устраивала. Ему никак не давался левый угол. Там за столом сидел светловолосый воин, единственный, кто не пил и не смеялся. Окружающее веселье его тяготило, хотя он вряд ли мог объяснить, почему. И еще меньше Диамни Коро мог объяснить, почему нарисовал Ринальди Ракана таким. Когда мастер начинал свой «Пир», он хотел, чтоб погибший эпиарх был счастлив хотя бы на картине, но названный брат вновь проявил строптивость. Он не желал ни смеяться, ни пить, ни обнимать роскошных красавец.
На плече Ринальди лежала рука рыжекудрой женщины в огненных шелках, лишь слегка прикрывающих белоснежную грудь, но изумрудный взгляд сгинувшего эпиарха был устремлен куда-то вдаль. О чем он думал? Чего хотел? И чего хочет он, Диамни Коро?
Художник вздохнул и чуть не вскрикнул от пронзившей грудь и спину боли. Ерунда, он должен понять, чего не хватает. Все, кто видел «Пир Вечных», в один голос утверждали, что ничего более совершенного из-под руки мастера не выходило. Эсперадор и тот, хоть и полагал правильным скрыть картину от паствы, назвал ее величайшим созданием человеческого гения; и лишь Диамни был недоволен, потому и потребовал принести себя в мастерскую. Жизнь кончалась, и мастер Коро не мог уйти, не завершив своей главной работы.
За окном синело ночное небо, похожее и не похожее на небо покинутых Гальтар, падали звезды, звенели цикады, созревали яблоки, над полянами маттиолы кружили ночные бабочки. Этот мир был прекрасен, Коро не хотел его оставлять, но он и так прожил очень, очень долго. Все, среди чего он рос, чем жил, во что верил, исчезло. Он умирал в другой стране, в другом городе, в другой вере, пережив всех, кого знал в юности. У него оставались лишь память и картина. Что же все-таки там должно быть? Во имя ныне забытых Абвениев, что?!
Пламя? Влетевшая в окно птица? Статуя? Еще одно окно, сквозь которое виден водопад? Нет, не то! Мастер пробовал и огни, и цветы, и фигуры, но они только мешали! Оставить как есть?…
Диамни напряженно смотрел на картину и не видел, как столб лунного света задрожал и изогнулся, постепенно принимая очертания высокой, но хрупкой человеческой фигуры. Легкая и неуловимая, она постепенно облекалась плотью. Стали различимы иссиня-черные косы, нежный, крупный рот, огромные синие глаза под темными дугами бровей, тонкие руки с длинными пальцами, и все равно женщина казалась недоступной и далекой, словно отражение в старом, мутном зеркале или ночном окне.
Диамни не видел странной гостьи, но ее двойник медленно и неотвратимо проступал на картине - легкая тень, отражение на серебристом зеркальном камне. Это было то, чего он так долго искал! Женщина-фреска, женщина-призрак, женщина-память, которой нет и не может быть в этом исполненном чувственного ликования зале, и которая, тем не менее, существует. В сердце Ринальди Ракана, друга и брата Диамни Коро, сгинувшего в гальтарских подземельях более полувека назад!
На мгновенье старому художнику стало жаль придуманную им рыжую женщину, такую красивую и такую ненужную. Она льнет к Ринальди, а он принадлежит другой, неуловимой и зыбкой, с тревожными синими глазами. Он принадлежит своему миру и себе самому и рано или поздно отыщет дорогу к дому, даже если придется пройти через ад и вернуться на кладбище. Именно поэтому Рино жив, единственный из всех собравшихся в этих залитых закатным пламенем чертогах. Он жив, потому что не обрел покоя, не забыл о том, что такое боль, не избыл тоски по несбывшемуся.
Художнику казалось, что он спит и видит сон, в котором нашел то, что так долго и мучительно искал. Больше всего Диамни боялся, что умрет, не проснувшись, или забудет о своем видении. Мастер не отрывал взгляда от картины, а женщина-отражение была уже совсем рядом. Какое-то время синеглазая незнакомка молча стояла за креслом Диамни, затем светящаяся полупрозрачная рука нежно коснулись волос художника, женщина нагнулась, поцеловала его в лоб и исчезла. Осталось лишь изображение на картине, перед которой сидел мертвый мастер.
Работа была завершена - Диамни Коро был свободен

***

В.В. Камша. Отблески Этерны. Красное на красном.
Сон Дика

«...отец, одетый в цвета Катарины Ариго, обнимал мать. Ричард никогда не видел родителей такими, ему было стыдно подглядывать, но он не удержался, подобрался ближе и понял, что обознался — перед ним были Рокэ и бакранская девушка, на шее которой горел алый камень. Точно такой, как тот, что Ворон подарил Катари.
— Вам, юноша, никогда не будет везти в игре, — маршал улыбался, а в глазах девушки стояли слезы. Ричард присмотрелся — драгоценный камень на белой шее оказался кровью. Не ее — Ворона, просто кровь на алом одеянии была незаметна. Бакранка вздрогнула и стала медленно оседать, Рокэ ее подхватил, руки Проэмперадора заливала кровь, но издали казалось, что на нем красные перчатки...»


Примечание реконструктора:
Стоит обратить внимание на костюмчик. Отсылка к Ринальди, адам, Оставленной, финалу?

@темы: Камша, ОЭ, Отблески Этерны, канон

Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. (с)
1. Выходцы - защитный механизм Кэртианы

ЗФ
Gatty: «Абвении не на дарили своим наследникам рогаток, свистулек и "перчаток человека-паука", а попытались создать механизм защиты Кэртианы в свое отсутствие. Причем ОЧЕНЬ давно. Вспомните, сколько правили Раканы. Отталкивались они от человеческого материала, не обольщаясь насчет людей, но и не унижая и не презирая их. Система защиты была весьма сложной и сбалансированной. Четыре + Один были одним из важнейших элементов, но "балование" стихиями в общефэнтезийном смысле в эту систему не входило даже изначально. А о некоторых "подарках", подчас жутковатых избранники Абвениев и их наследники и вовсе не знали. Кстати, мне казалось, что хотя бы один из этих законов по прочтении КнК-1 и КнК-2 станет очевиден, но опока его еще никто не сформулировал.
Максимальными объемами информации на уровне своей компетенции, но далеко не полным располагал царствующий анакс, его наследник и Абвениарх. Причем информация эта практически не пересекалась - у каждого был свой "участок"»

Примечание реконструктора:
Очевидно, речь идет о "выходцах".

***

Инсайдер из реконструкторского треда:

«Раттоны априори подлые и злые. А люди живущие в Талиге нормальные себе, добрые. Подлое убийство, согласно логике творцов Кэртианы способны совершить только раттоны, маскирующиеся под людей. Выходец должен подняться, увести человека-раттона и упокоиться. Такая вот защита от раттонов.»


Примечание реконструктора:
Если принявший облик человека раттон кого-то убивал, то убитый становился выходцем и забирал своего убийцу — раттона. Люди могли подло убивать друг дружку безнаказанно.
Герман и Паоло - такие выходцы.


2. Нежить - умертвия, живые мертвецы, те кто сел на Кладбищенскую лошадь.

Примечание реконструктора:
Арамона и Цилла не были убиты. Они подобно Аполке из "Белой ели" просто неудачно выбрали транспортное средство. Сели на Кладбищенскую лошадь, она же - Пегая кобыла и стали злобной, опасной, деструктивной нечистью, мертвецами на службе раттонов.

***

Анон из реконструкторского:

«Бывает два вида выходцев. И заговоры - именно от "неправильных". И гниль - от них же. Обычные люди просто правильных выходцев не видели. Да и не стали бы создатели Кэртианы создавать защиту от защитных механизмов собственного мира.»

***

В.В. Камша. Отблески Этерны. От войны до войны.

«Как она оказалась на крыше, Луиза не помнила. Арамона возвышался прямо над ней, в тусклых сумерках женщина различала отечное лицо, выпяченную нижнюю губу, родинку над лохматой бровью.
– Что тебе надо, выходец? – заговорила она от страха, но голос, слава Создателю, не дрогнул.
– У тебя мало времени, смертная. У тебя и твоего выводка. Хочешь избежать огня – попроси, и я открою двери.
– Где Цилла? – Она говорит не о том, дохлый мерзавец прав, если кто их и может спасти, это нечистая сила. – Где Цилла, я тебя спрашиваю!
– Цилла? Кто такая Цилла? – Тухлые глаза обдавали сырым, нечистым холодом. – Есть молодая королева… Введи меня в дом и спасешься…
Он врет, врет, врет!!! Его нельзя пускать.
– Герард! Он здесь…
– Он? У меня есть имя, смертный! Два имени. Вечное и старое… Назови старое и сможешь спастись.
Холодно… Как холодно и грязно! Словно осенью… Он их уведет? Чтоб они стали такими, как он?
– Я не смертный, я – человек, – выкрикнул показавшийся в проеме окна Герард, – а ты – тварь! Дохлятина! Убирайся, откуда пришел. Мы тебя не звали…
– Я призван, – так Арнольд никогда не говорил… Он ругался, юлил, выклянчивал, бахвалился, но не вещал, как перепивший клирик, – я слышу зов и иду. Я спутник великих, я вечен, вечен, вечен… А вы – смертны. Если вы встретите солнце, вас не станет… Ничтожества, тени, тлен…
– Лучше быть тенью, чем дохлятиной, – в руке сына сверкнул нож. Нож для выходца ничто, а вот тронувший нежить…
Луиза оттолкнула сына:
– Уходи! И Пусть Четыре Ветра разгонят тучи, сколько б их ни было.
Арамона расхохотался, открыв бескровную пасть. Язык у него был синим, а зубы странно белыми, а не грязно-желтыми, как при жизни.
– Она ждет до рассвета, и я жду вместе с Ней. Она уйдет, а вы останетесь… Вас ждет огонь, много огня… Подумай, смертная…
– Пусть Четыре Волны унесут зло, сколько бы его ни было, – выкрикнул Герард.
– Пусть Четыре Молнии падут четырьмя мечами на головы врагов, сколько бы их ни было, – подхватила Луиза, боясь признаться, что хочет уступить. Сбежать из обреченного дома, спасти детей… Цена не важна, главное – вырваться. Вырваться и стать такой, как Арнольд?
– Пусть Четыре Скалы защитят от чужих стрел, сколько бы их ни было, – закончил Герард, но капитан Лаик не истаял.
Конечно, их же всего двое, у них нет ни свечей, ни осоки, ни рябиновых веток. Они сами вышли к нему из защищенного дома.
– Мама, вы долго?
Жюль! Проклятый Арамона! Из-за него ей не удастся спасти никого.
Луиза с ненавистью подняла глаза на вернувшуюся тварь. Ее нигде не было, только на тщательно отштукатуренной трубе виднелось гадкое полукруглое пятно.
– Дура! Кривоногая дура. – Писклявый голос Циллы она узнала б из тысячи. – На рассвете ты сдохнешь!
– Что? – Герард лихорадочно оглядывался, значит, тоже слышал. – Ты где?
– Мы еще ждем… Еще ждем…
– Дура!..
– Что тут было? – Жюль добрался до окошка и хлопал глазами, как перепуганный совенок.
– Ничего. Вам с Герардом пора.
– Мама…
– Герард! Вы и так задержались.
Сын больше не спорил, просто повернулся к брату:
– Иди за мной, только тихо!
– Эй, вы там! Шлюхино отродье! Еретики! Только попробуйте сунуться на мою крышу!
Сосед, чтоб его! И тоже в ссоре с матерью. Святая Октавия, но почему все так! За что?! Мать – дура, Арамона стал незнамо чем, но дети-то в чем виноваты?»


Примечание реконструктора:
Из тех речей, которые толкает на крыше Арамона очевидно, что он теперь слуга раттонов - великих, и что «Она» - это он так уважительно говорит о Цилле, молодой Королеве Холода.

ЗФ,2017
Dama: «Синеглазая Сестра смерти, изображаемая в гробницах гальтарской эпохи и Она, которой служат выходцы - это разные сущности. Хозяйка(В.В.Камша) это подтвердила.»

***

Инсайдер из реконструкторского треда:

«Семейство Арамона были введены для демонстрации как успокоить выходца и объяснения - откуда они взялись. Нечто вроде Луиза задает вопросы, а некто сведущий, допустим Алва, который только что упокоил Арамону, ей объясняет.»


Примечание реконструктора:
Вероятно Арамона упокоится как-то так (меняем Валентина на Алву, а Мэллит на Луизу или Селину):

В.В. Камша. Отблески Этерны. Яд минувшего.

«- Удо Борн! Что вы здесь делаете? Повелевающий Волнами! Один… Его люди глухи и слепы, но он услышал…Мертвый поднял голову и застыл. Так собака ловит новый запах.
- Я знаю тебя, - сказал он, - ты мне не нужен.
- Разве мы перешли на «ты»? - Лица хозяина и гостя были равно холодны. - Госпожа баронесса, вы звали на помощь? Я не ошибся?...
... Они стояли лицом к лицу, а над ними светила луна, полная, как в ночь Оллиоха, и вокруг нее цвел радужный круг. Они стояли, живой и мертвый, а потом мертвый открыл глаза, и Мэллит канула в синюю пустоту. Она не хотела, но что может унесенный ветром листок, подхваченная водоворотом щепка, увязший в трясине ягненок? Синева голодна и равнодушна, с ней нельзя спорить, ей нельзя противиться, она возьмет все…
...- Выходит, смерть в самом деле слепа. Досадно, но через свою, не вредившую тебе кровь ты не переступишь! Мелания, назад! За меня!…
… Она вернулась! Она стоит на снегу за плечом Повелевающего Волнами, и он сжимает локоть недостойной. Его вторая рука вытянута, темные блестящие капли падают вниз. Красное на розовом… Луна утолит свой голод.
- Оставь ее! Оставь, я приказываю тебе, вассал!
- Замолчите, баронесса! Вы слишком многим нужны живой. То, что связано, можно и развязать. Проклятье, да идите же наконец в спальню!
- Нет! - Мертвый прикрыл глаза, и Мэллит смогла вздохнуть. - Придд прав, мы развяжем завязанное… Пусть… девушка возьмет кинжал с твоей кровью, пока она горяча.
- Берите, баронесса. - В ладонь гоганни скользнула жесткая рукоять, и Мэллит невольно сжала пальцы.
- А теперь в сторону, брат. Девушка, иди ко мне. Смелее!
К нему?! Идти к нему? После всего…
- Ну же! Хочешь свободы - иди!
- Баронесса, решать вам. - Повелевающий Волнами отступил, зажимая рану, мертвый ждал молча, закрыв страшные глаза.
- Я иду. - Мертвые лгут, они голодны и помнят всё, но она не делала зла названному Удо, и она не хочет быть щитом лжеца и убийцы. Она пойдет, и да смилуется над ней луна. - Я иду…
Шаг, и красная, дымящаяся полоса позади, у нее больше нет защиты, она выбрала, только что? Свободу или синюю мглу? Черные стены, белый снег, красное небо и луна… Какая длинная ночь, какой короткий путь. Ноги скользят и стынут, рана на груди наполняется болью, наползает дурнота, но она почти пришла.
- Я, - говорит гоганни, протягивая мертвому рукоять, - я пришла.
- Ты, - отвечает Удо. Он высокий, выше Робера. - Ты…
Ледяные пальцы впиваются в руку, не давая отбросить кинжал, поток холода рвется к сердцу, вспыхивает сумасшедшая синь.
- Ты! - произносит Борн, всаживая клинок в свое молчащее сердце. - Ты свободна, девушка!
- Названный Удо! Зачем?!
- Иначе нельзя, - в пустой синеве прорезаются зрачки, - или я, или ты… Теперь все будет хорошо… Хорошо для всех!
Горячая волна слизывает холод, горячая и красная. Синь, белизна, зелень - все тонет в крови, а кровь уходит в песок, шелестят ветви, мчатся сквозь звездный дождь всадники, и песок становится снегом…
- Мэллица… Теперь я тебя узнал… Бедная ты, бедная…
Серые глаза - живые, знакомые, грустные. И улыбка… Такая же, как раньше.
- Блис… Удо, ты вернулся?
- Нет, Мэллица, я ухожу. Вынь кинжал, больно. Рукоять была мягкой и теплой, как родившийся крольчонок. Мэллит неловко ее потянула и с клинком в руках отлетела назад, прямо в руки Повелевающего Волнами.
- Вот ведь, - посетовал Удо из дома Борнов, - раз в жизни встретил нелгущего Придда, и надо прощаться.
- Граф Гонт! Стойте!
- Валентин! - Темная фигура пошатнулась, отступила к стене. - Не дайте… Не дайте Рудольфу разрушить Борн… Рихард расплатился… Не дай!
- Клянусь.
Первородного нет, есть фреска, осыпающаяся, сливающаяся со стеной. Фреска на глазах исчезает, распадается на бледнеющие пятна. Пятна тоже тают, краски уходят в старую штукатурку, остается только кровь, потом бледнеет и она…»

Примечание реконсруктора:
Почему кровь Алвы упокоила Арамону? Валентин оказался родней Удо Борну, но Алва точно не был родней Арамоне! Да и метвяки всегда спокойно уводили родственников, так что влияние «родной невредящей крови» уж как-нибудь бы да обнаружили и всех оповестили столетия назад. Значит дело в другом:
Вариант1: Алва - Ракан
Вариант2: Алва - синеглазый потомок Оставленной и поэтому у его крови есть определенная власть над мертвыми. Ведь не просто так Мэллит в приведенном отрывке падает именно в синеву, когда мертвый открывает глаза. Это - Синий взгляд смерти.

@темы: Камша, от автора, ОЭ, Отблески Этерны

Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. (с)
Великие Дома отвечают за территории:
Повелители Скал (Окделлы) - дети Заката и Полуночи, стражи Северо-Запада;
Повелители Ветров (Борраска, Алва) - дети Восхода и Полудня, стражи Юго-Востока;
Повелители Молний (Маррикьяре, Эпинэ) - дети Заката и Полудня, стражи Юго-Запада;
Повелители Волн (Придды) - дети Восхода и Полуночи, стражи Северо- Востока.


Карта

Надор находится на Северо-Востоке от Гальтар


ЗФ, Gatty:«Дома получили во владения провинции уже после принятия эсператизма и переноса столицы в Кабитэлу.»

@темы: обоснуй, Камша, ОЭ, Отблески Этерны

Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. (с)
Краткое изложение обстоятельств убийства и его последствий:

Отец Герман: Член Тайного 8 Ордена, жил и работал в Лаик, т.к. присматривал там за древним раттоном, обосновавшимся в подземельях. Именно из-за раттона он так испугался, когда узнал, что ребят заперли в старой галерее. Пытался увезти из Лаик порезавшегося в галерее Паоло. Перед отъездом заходил к Дику (еще живым). Был убит Арамоной, действиями которого руководил раттон, поэтому став выходцем, пытался увести Арамону. Раттон все еще в Лаик, а Арамона, севший на кладбищенскую лошадь не упокоен, из-за этого отец Герман не может упокоиться и бродит раздавая ценные, но непонятные советы.

Паоло: знал о древних пророчествах т.к. тесно общался с отцом Германом, пролил кровь в старой галерее, рассказал об этом Герману после ухода остальных унаров. Перед отъездом заходил к Дику (еще живым). Стал неупокоенным выходцем как и Герман.

Раттон из Старой Галереи: когда Арамона проспался и пришел глянуть на унаров, он обнаружил там только раттона, который выглядел как один из слуг Лаик. Арамона хотел броситься на слугу, думая, что это он выпустил унаров, но раттон отдал ему магический приказ: "Иди, убей отца Германа! Иди, убей, а потом забудь!" Арамона догнал уезжавших Германа и Паоло, убил, спрятал тела и улики и забыл обо всем случившемся. За ним приходил выходец-Герман, но Арамона сел на Пегую Кобылу и стал выходцем-слугой раттонов, утащил Циллу, которой был обещан Король (Ракан)


Инсайдер из реконструкторского треда:

«Хотите знать как на самом деле?
Некая Крыса обустроила свое логово в старинном подземелье. Она думала, что там будет в безопасности. А одна умная кошка за крысой следила, не шевелясь. И все было хорошо, пока свинья, не швырнула жеребят в крысиное логово. А случилось это, когда кошка отлучилась погулять. Любопытная крыса пришла поглядеть, что делают жеребята в логове и сочла момент подходящим, для своих крысиных дел. Когда некоторое время спустя свинья спустилась в подземелье, посмотреть, как там жеребята, она застала только крысу. Свинья хотела броситься на крысу, думая, что она выпустила жеребят, и нарушила прямой приказ, но крыса сказала свое слово. -Иди, убей кошку! - сказала крыса. - Иди, убей, а потом забудь!
А кошка почуяв, что дела плохи, собралась убегать. Зная, что крыса все ещё дома, кошка пыталась предупредить одного жеребенка и спасти другого. Кошка не знала, что слишком поздно....»

Примечание реконструктора:
Ситуация в каноне, когда выходец-Борн, которого убил Альдо, приходит к Мэллит, чтобы увести ее, аналогична ситуации когда Герман, который должен увести раттона пытается увести Арамону.

***

В.В. Камша. Отблески Этерны. Красное на красном

«— Паоло?!
— Ты не против?
Еще бы Дик был против! Паоло оказался хорошим парнем, и потом эта ночь… Она никогда не кончится!
— Я рад, заходи, садись.
— Некогда, мне нужно срочно ехать, но я должен тебе кое-что сказать. Это старое. Очень старое, но оно принадлежит тебе.
— Ты уезжаешь? — Дикон ничего не понимал. — С кем, куда?
— Так получилось, — улыбнулся кэналлиец, — запомни: «Их четверо. Всегда четверо. Навечно четверо, но сердце должно быть одно. Сердце Зверя, глядящего в Закат».
— Кого?
— Не нужно ничего объяснять. — Отец Герман все в той же черной одежде стоял в дверях. — Рэй Кальявэра, пора. Следуйте за мной.
Кэналлиец быстро глянул на Дика — он хотел что-то сказать, но олларианец не дал ему такой возможности. Под немигающим взглядом священника Паоло наклонил в знак прощания голову и вышел, клирик последовал за ним, но на пороге оглянулся.
— Лучшее всего, тан Окделл, если вы ляжете спать и все забудете. Вы ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаете! И во имя Четверых будьте осторожны. Прощайте. Постарайтесь понять, что нет ничего тише крика и туманней очевидности. Если вы это уразумеете, возможно, вам удастся спасти хоть что-то. Или спастись самому.»


Примечание реконструктора:
Паоло вышел, Герман пошел за ним, но «на пороге оглянулся», значит Герман тоже был в комнате Дика, хоть и у дверей. Т.е. он зашел, переступив через порог без приглашения. Значит вопрос Паоло "Ты не против?" был всего лишь вежливостью, а не обязательным условием для попадания в комнату - Герман то смог войти и без разрешения Окделла. Вывод - Паоло и Герман приходили к Дику еще живыми. К тому же Герман сильно спешит, торопит Паоло, не дает ему договорить. Если бы они уже умерли - торопиться им было бы некуда, а так они бегут из Лаик.

***

«Перед тем, как уехать, ко мне приходили Паоло и отец Герман и говорили странные вещи.
— Что именно?
— Паоло сказал, что он мне должен передать что-то старое, что принадлежит мне. — Дик задумался. — Это не сам он придумал, так люди не говорят… Что-то вроде «их было и всегда будет четверо, но у них одно сердце, и оно глядит на Закат».
— Сердце глядит? Ты ничего не путаешь?
— Не знаю… Может быть.
Конечно, он был слегка пьян и очень устал, но Паоло на самом деле сказал об одном сердце на четверых.
— А что говорил олларианец?
— Чтоб я был осторожен, и еще про то, что нет ничего тише крика.
— И все?
— Ну, он долго объяснял, он же священник, но смысл такой.»


Примечание реконструктора:
Дик не считает что Паоло и Герман не в себе. С его точки зрения, они нормально разговаривают. Просто о таинственном.

***

В.В. Камша. Дневник мэтра Шабли

О слугах Лаик: «Я несуеверен, но при виде тонущей в сумраке лестницы, забранных решетками окон и тяжелых дубовых дверей мне стало не по себе. Впечатление усугубили слуги, похожие друг на друга, как горошины из одного стручка.
Я не слишком хорошо вижу, и обитатели Лаик в полумраке казались мне даже не братьями - чередой отражений в мутных дешевых зеркалах. Я спросил маленького, остроносого человечка, показавшего мне мои комнаты, не родственник ли он остальным, а в ответ получил рассказ о пяти бывших монахах, оставшихся в Лаик в качестве слуг. Они сложили с себя сан и обзавелись семьями, их дети и дети их детей также не захотели покидать насиженное место.
За почти четыреста лет все превратились в родственников, а браки между родственниками улучшению породы не способствуют. Неудивительно, что нынешние обитатели поместья невзрачны, тщедушны и невысоки ростом. Я довольно скромного роста, но в сравнении с ними я барон из Бергмарк.»

@темы: инсайд, обоснуй, Камша, ОЭ, Отблески Этерны

Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. (с)
Из обсуждения на «Куртуазном оэголике»:

«В «Пламени Этерны» написано следующее:
«Твой брат, воспользовавшись завещанной ему Силой, выгнал наружу подземных чудовищ.
– Зачем?
– Чтобы потом изгнать. Власть Раканов слабела, Эридани решил возродить былой блеск анаксии. Для этого ему был нужен страх. Ему был нужен Зверь Раканов, чтобы сначала уничтожить тварей, а затем собрать воедино Золотые Земли и положить конец восстаниям и войнам. Но по воле Ушедших создающий Зверя платит за него своей жизнью. Эридани придумал, как обойти запрет, расплатившись жизнью брата. Он не знал, что на тебе не было цепей. Ты убил Эридани, и твари вернулись в пещеры. Что ты хочешь знать еще?»
Когда именно и как происходит расплата жизнью? Неясно. Но расплачивается - создающий.

Отец Герман выражается тоже туманно, но про расплату жизнью за вызов подтверждает:
«цена Зверя - жизнь. Имя Зверя забыто, а Зову цена - смерть»(с)

Теперь смотрим Приложения ЛП, «Абвенианство»:
«В Гальтаре верили, что в подземельях находится храм Абвениев, откуда анакс и главы Высоких Домов могут воззвать к ушедшим богам, и там же спит загадочный Зверь Раканов, таинственный и всемогущий. Зверь может быть поднят волей анакса, но цена его помощи – жизнь призвавшего.»
Думаю, что истинники, планировавшие ритуал, почитали именно эту инструкцию.)))

Теперь уточним кто же такие «анаксы», которые могут этого Зверя поднять:
«Сыновья Абвениев стали владыками четырех анаксий, склонившимися перед Повелителями-Раканами. Происхождение династии Раканов, призванной объединить Четыре Дома, овеяно тайной, однако их божественность и права на престол многие века признавались неоспоримыми. Дети Абвениев и стали первыми анаксами и родоначальниками Высоких Домов, получив титул Повелителей Стихий.»
Та-дам! Анакс=Правитель=Повелитель Волн, Скал, Молний, Ветра.

И вишенкой на торте - историческое деление территории между Повелителями. Повелитель Волн (Альдо) - страж Северо-Востока. А именно там находится провалившийся Надор.

Итак, физическую возможность вызвать Зверя при помощи Повелителя Волн, да еще и самопровозглашенного Анакса Талигойи мы 100% имеем! Т.е. Истинники имеют))), и возможность эту они используют.
Вот подумайте, зачем Истинникам реставрация Раканов? А затем, что тут и Ноха и артефакты и живой Ракан на заклание - все в одном флаконе.))
Да и что могло заставить Альдо просто так отдать полученную власть? Только то, что эту власть ему предоставлять никто и не планировал. Он с самого начала был пешкой и жертвенным бараном.
А что у нас происходит дальше? Альдо выжил, умерла щит-Мэллит, но жертва получилась неправильная, Зверь пробудился, он бесконтролен, а загнать его назад можно только выполнив то самое условие — смерть вызвавшего.
И тогда его заменит Ракан, который Рокэ Алва и который «может заменить любого», который к тому же слеп и не горит желанием жить дальше.
И вот только не надо про «замену» Дика на Ларака. До того как В.В.Камшу осенило это «литературное открытие» Алва сделал в каноне ровно то, о чем я тут сейчас пишу — заменил Дика собой, самоубившись и остановив Зверя. (после того как Автор заменила в сюжете книги вызывавшего Зверя Альдо на разжалованного в отрицательные персонажи Дикона)))
ИМХО, пазл сложился.))»

***

Приложения ЛП, русским по белому:Сыновья Абвениев стали владыками четырех анаксий, склонившимися перед Повелителями-Раканами. Что расфигячил Зверь обидевшись на Альдо? Его историческое владение, ту самую анаксию!)) Т.е. Зверю мягко говоря все равно кем является нынешний Повелитель, где живет и чем владеет, какой у него статус. Для Зверя — потомок энтого абвения автоматически определяется как анакс конкретной закрепленной за ним территории в границах лохматой древности, когда абвении этому Зверю программу действий прописывали. Т.е. Альдо не нужно было короноваться вообще, он мог овощами на рынке торговать, но все равно прийти в место силы, постучать посохом и вызвать Зверя, будучи для Зверя анаксом. То же самое могли сделать Робер, Окделл, Эпинэ, Рокэ и Баата. Ну а ответ на вопрос кто виноват? - чистая география. Чью историческую территорию разнесло - тот и накосячил.
Теперь совершенно очевидно почему так долго никто, включая самого Альдо не сопоставил вызов Зверя с разрушением Надора. Альдо для них — Ракан. Т.е. теоретически, в случае его вины, разнести должно было как минимум сразу весь Талиг.)) Поэтому никто и не сопоставлял разрушение исторической вотчины Повелителя Волн и актуальной вотчины Повелителя Скал с действиями Альдо. Но когда Альдо в храме скажет, что он узнал, что он Волны, умный Алва просто обязан будет сообразить что происходит и что с этим делать дальше.

***

В.В. Камша. Отблески Этерны. Яд Минувшего:

«Древние всерьез полагали, что власть земная держится на силе четырех стихий, которые анакс и главы домов могли пускать в ход. Разумеется, во имя государственной пользы.
— И вы в это верите?
— Трудно сказать. — Инголс с одобрением глянул на жующего Клемента. — Два серьезных мятежа захлебнулись морскими волнами. Это могло породить легенду о силе Раканов, а могло быть следствием проявления этой самой силы. Впрочем, чем ближе к нашему времени, тем меньше упоминаний о подобном, а те, что есть, скатываются к откровенным суевериям.»

@темы: обоснуй, Камша, ОЭ, Отблески Этерны

Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. (с)
В.В.Камша. Отблески Этерны. Рассвет №2.

Алва: «Тогда я еще не оценил степени гальтарского помрачения и думал, что меня примутся убивать на эсператистский манер

***

В.В. Камша. Отблески Этерны. Красное на красном

Алва: «Люди обожают кутать свои довольно-таки мелкие мыслишки в шелка и бархат. Их бесит, когда кто-то не только сам ходит голым, но и с них сдирает тряпки».
Дорак: «Вы можете себе позволить такую роскошь, вами стали бы любоваться даже на эшафоте, да минует вас чаша сия. Кстати, кое-кто полагает, что ваша красота – это грех.»

***

Канонная линия снов Дика.
В.В.Камша. Отблески Этерны. Закат.

«Рокэ Алва шел, глядя прямо перед собой и слегка улыбаясь. Другой на его месте был бы смешон или жалок, но знаменитая красота Ворона и его не менее знаменитая дерзость делали свое дело. Даже скованный и обнаженный, герцог поражал воображение, и какая-то подвыпившая по случаю казни горожанка громко завопила:
– Хорош!
Рокэ обернулся на голос и весело подмигнул. Ответом стала буря восторженных воплей:
– Вас бы так провести – отворотясь не наплюешься!..
– Такому штаны без надобности!
– Чем такого жеребца калечить, лучше бабам отдайте!
– И то верно! Жеребца днем с огнем не найдешь, одни мулы!
– Почему мулы? Каплуны еще…
Кто-то из гимнетов под вой толпы торопливо набросил на плечи осужденного лиловый плащ, и Алва засмеялся. Он наслаждался происходящим, словно его ждала не казнь, а награда, и вернее всего, так и было. Ворон наконец освободится от бессмысленной жизни, от преступлений, совершенных предками, и обретет покой. Но сюзерен допустил ошибку. Чернь на стороне Алвы, не следовало вести осужденного пешком через весь город, хватило бы и сотни надежных свидетелей. Тех же послов и негоциантов, только не талигойских…
Собаки, как же они воют, но смерти не будет, ведь сюзерен отменил казнь. Ворон будет жить, пока не скажет правду.
– Желания? – переспросил Алва. – Кинжал вы, надо полагать, не дадите мне в любом случае.
– Познание Истины требует времени и страданий. – Это был кардинал, но не Левий, а другой – Агарис откликнулся на просьбу Альдо вовремя. – Мы не вправе позволить твоему разуму угаснуть раньше срока. Ты должен жить, и ты будешь жить во тьме, размышляя о своих преступлениях, Рокэ из Кэналлоа.
– Зачем размышлять о том, что уже сделано? – пожал плечами Алва. – Что ж, раз нельзя умереть, я хочу поцеловать красивую женщину и сказать пару слов своему оруженосцу.
– Если вы полагаете, что мы пошлем в Кэналлоа…
– Причем тут Кэналлоа? – поднял бровь пленник. – Я сказал – женщина. Любая… По дороге сюда я видел немало дам, которым не будет в тягость проводить меня в темноту.
Голос низкий, хрипловатый, знакомый, а лицо чужое… Какая же она молоденькая! Совсем девочка… Похожа на Катари, но не Катари. Худенькая, светлокосая и синеглазая, она, казалось, была потрясена собственной смелостью. Странно, что право поцеловать осужденного досталось именно этой. Рокэ, звякнув цепями, преклонил перед девушкой колено. Та совсем засмущалась, а Алва, несмотря на оковы, легко поднялся и нежно поцеловал розовые губы...
– Что ж, господа. Теперь никто не скажет, что моей последней женщиной была лживая тварь. Я готов, но вино должно быть красным.
– Вы хотели сказать несколько слов герцогу Окделлу, – напомнил Джеймс, – он здесь.
– Ах да, – Рокэ Алва лениво кивнул бывшему оруженосцу: – Юноша, это, конечно, ерунда, но в вашей семье подобным вещам отчего-то придают большое значение. Ричард Окделл, я считаю ваше обучение законченным. Вы достойны стать одним из талигойских рыцарей, подтверждаю это пред землей и небесами. Вы свободны от клятвы оруженосца и с сего мгновенья не несете никаких обязательств передо мной. Ступайте!
– Эр Рокэ…
– Уже нет, – жестко сказал Ворон, – мы больше ничем не связаны. Прощайте.
Бывший маршал холодно отвернулся. Дикон и впрямь мог идти, но не ушел. Принесли вино, и сюзерен опустил в рубиновую жидкость крохотное белое зернышко.
Ворон спокойно взял кубок, обвел глазами площадь и улыбнулся.
– За то, чтоб каждый нашел достойную его награду! – Пустой кубок с глухим стуком упал на доски эшафота, и Дикон проследил, как он катится. Когда герцог Окделл заставил себя вновь взглянуть на помост, Рокэ улыбался, подставив лицо слепящим полуденным лучам. Дику подумалось, что ничего не произошло, но… Но синие глаза герцога были широко открыты. Смотреть на солнце в упор могут лишь орлы, а Ворон Рокэ орлом не был. Он все-таки ослеп.»

@темы: Камша, ОЭ, Отблески Этерны, канон

Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. (с)
Побег Алвы, организованный Диком и Валентином, проваливается из-за засады, устроенной по приказу Катари (Дик и Валентин доверяли королеве, считая своей союзницей)

В.В.Камша. Отблески Этерны. Яд минувшего:

– Господа, это лишнее! – Рокэ Алва, звеня цепями, спрыгнул наземь и огляделся. – Доброй ночи, герцог. Это все-таки вы! Несколько неожиданно, но, не скрою, приятно.
Нужно отвечать, но ответ не находился. Дик смотрел на своего эра, а тот улыбнулся и слегка приподнял бровь, возвращая Ричарда в навсегда ушедшее...

***

В.В.Камша. Отблески Этерны. Шар судеб

- А я все гадал, ты или нет, - тихо сказал Олаф. - Не спрашивал, глупо вышло бы, если не ты.
- Это я. - Руппи таки протолкнул проклятый комок сквозь ставшее узким горло. - Господин адмирал цур зее, нужно пройти еще немного, до лодки, и все будет хорошо.

***

Инсайдер из реконструкторского треда:

«Небольшой отряд скачет к воротам Данара, Алву окружают трое кэнналийцев, Дик с Валентином скачут впереди. На воротах устроена засада, сверху стреляют, но попадают плохо, убивают кэнналийца, ранят Валентина. Дикон пытается помочь Валентину удержаться в седле, тем временем Алва пытается рубиться на "ощупь". Они посылают коней в галоп, пытаясь смести заслон, Дикон и Валентин успевают проскочить, но выстрелом в спину застрелен Моро. Алва падает, влетев в опустившуюся решетку и над ним тут же возникают стражники. Дикон разворачивает Сону, и слышит стоны раненного Валентина. Он растерян и зол, не знает что ему делать, а потом видит, как солдаты связали Алву и что он еще жив.»

***

Канонная линия «Руппи спасает Адмирала».
В.В.Камша. Отблески Этерны. Шар судеб
в кратком изложении Анона из реконструкторского треда:

Против Олафа во всю работает машина пропаганды, отстраняются дознаватели, назначенные кесарем, уничтожаются старые улики, клепаются новые, находятся ложные свидетели, те кто отказываются лжесвидетельствовать умирают, в городе объявляются убийцы подозрительно напоминающие адъютанта Ледяного.

Фельсенбурги и Штарквинды умывают руки и покидают Эйнрехт, Бруно тоже не спешит на помощь. Руппи понимает, что идти в суд смысла нет, теперь его показания только закопают Кальдмеера.

Руппи думает, что делать, обдумывает варианты убийства кесаря и убийства регента, но позже, вспомнив недобрым словом Придда, решает отбить Ледяного.
Готфрид умрет, и тут же вспыхнет драка. А если он умрет… теперь, не дав времени никому? Тогда Штарквиндам придется ударить немедленно. Если кесарь не доживет до суда, если наследник Фельсенбургов явится в суд и станет не отвечать, а требовать ответа, бабушке придется вмешаться. Чтобы не потерять моряков и побережье. Чтобы не упустить корону, но это если умрет Готфрид… Рассчитывать на такое нельзя, такое можно только… сделать.

Далее Руппи обдумывает план, занимает деньги у Луциана, с помощью него же отправляется в Метхенберг, набирать команду из моряков. Приходит к Канмахеру (деду Зеппа), тот сразу соглашается участвовать. Они набирают людей, кстати, не мало человек 40 минимум, нанимают Добряка Юхана. В процессе подготовки Руппи понимает насколько это сложно, и сколько всего надо продумать, честно говоря выглядит всё это очень в характере Ричарда, ну и круто бы смотрелось в плане его взросления:
Создатель, как просто сказать: «Отобьем адмирала» - и как трудно сочинить даже самый общий план, а ведь они еще толком и не начали!
Спасти Олафа они согласились сразу же, после чего перешли к делу. По-боцмански перешли, не по-лейтенантски. Когда старики кончили перечислять то, что им представлялось важным, Руппи малость загрустил. До этого он не вдавался в детали будущей операции, теперь - пришлось.

Вернувшись в Эйнрехт, Руппи снова останавливается у родственников Кальдмеера (семья мужа Барбары - вдовы брата Кальдмеера), но вскоре у них становится опасно, и ему приходится срочно уходить, напоследок он советует семейству покинуть город.

Руппи продолжает готовить побег. Начинается суд, сам Руппи на него не ходит, новости получает от брата Ореста. Здесь показателен момент с участием истинников:
Когда Орест возвращается с суда на кидается Гудрун-кошка, ибо он отмечен Истиной
- Страдание ради страдания - извращение, что бы ни вещали озверевшие от изнурения плоти дураки. Брат Орест страдает не зря, хотя на этот раз зашло дальше обычного. Истина или не считает нужным скрываться, или же… Мы еще поговорим о мертвых, если останемся живы. Сейчас важно то, что брата Ореста пытались пометить, вернее, пометили. Если б он после суда отправился не в Адрианклостер, а, допустим, в какой-нибудь трактир на встречу с темноволосым молодым человеком, это не прошло бы незамеченным.
- Это колдовство?
- Колдовство всего лишь знание, которое доступно не всем. У каждого ордена свои тайны. Истина славится тем, что вызнает чужие. Мыши пролезут везде, но на каждую мышь, как ты заметил, найдется кошка.
- Гудрун чует «истинников»?
- Не только «истинников» и не только Гудрун. Кошки, лошади, даже крысы и мыши, настоящие крысы и мыши, - всем им что-то да ведомо… Сейчас важно то, что Истина вступила в союз с регентом и ищет, хоть и вслепую.
...
Самое важное и самое неприятное, что Гудрун беспокоится, когда брат Орест приходит из дворца и от кардинала. То, чем занимается Истина, требует не только определенных средств, но и времени. Следовательно, то, что происходит, делается с дозволения регента и его высокопреосвященства.

Справившись с кошкой, брат Орест рассказывает о том, что по просьбе Гудрун-принцессы виделся с Кальдмеером и передал ему её предложение: если он признает вину и просит о снисхождении, его помилуют. Олаф, разумеется, отказывается. В этом же эпизоде есть забавная параллель с жарой:
- Со мной говорила ее высочество. Я могу пересказать нашу беседу подробно, но вряд ли в этом есть смысл. Принцесса затвердила имена всех погибших под Хексберг кораблей, их капитанов и судовых священников… Она просила Славу не оставлять их даже в Рассвете, пылко просила, а потом предложила мне в память о погибших навестить Кальдмеера и убедить его признать свою вину и молить о снисхождении.
- Принцесса вряд ли лжет. - Агарисец, как бы его ни звали на самом деле, играл в те же игры, что и бабушка Элиза. Долго играл. - Если Кальдмеер признает свою вину, его помилуют. Казнь, именно казнь, регенту сейчас невыгодна. Если обвиняемый будет упорствовать, Фридрих не сможет без нее обойтись, но такой исход усилит его противников, тогда как раскаяние…
- Олаф… не предаст себя! Даже не себя, тех, кто остался на «Ноордкроне»… Ваше преосвященство, может быть, вы не знаете… Лосиха, то есть Гудрун, принцесса Гудрун, просила не оставлять погибших в Рассвете… Мы… Моряки верят, что в Рассвет входят, только не имея долгов. Мы с Олафом должны отправить Бермессера на виселицу, чтобы Адольф… фок Шнееталь, Зепп… все, кто погиб, смогли упокоиться… Только тогда!
- Спокойно, лейтенант! Я знаю это поверье. В любом случае, адмирал цур зее уже отказался.
- Брат Орест говорил с Олафом?! Наедине?
- Так казалось, - монах с усмешкой поднял исцарапанную руку, - но я не склонен доверять тому, что кажется. Я передал совет принцессы и выслушал отказ.
Олаф не предаст ни живых, ни мертвых, это его предают, пусть и не все, но Ледяной об этом не знает. Сейчас он один против лжесвидетелей, судей, старых ран, жары… Какое душное в этом году лето!

Ну и да, Ледяной, которого предают все, это тоже мне кого-то напоминает.
На суде Ледяной не просто не признаёт своей вины, но и обвиняет Фридриха в том, что он узурпировал власть:
Только вот упрямец повторяет и повторяет слова Готфрида про зарящегося на корону племянника и его гайифских дружков, уверявших, что Альмейда на Марикьяре…
Олаф не верил, что кесарь в самом деле назвал своим преемником «в лучшем случае безнадежного болвана, в худшем - лезущего на трон поганца», а Фридрих болвана напоминал все меньше. То ли гаунасская порка прибавила принцу ума, то ли его одолжил старший Марге-унд-Бингауэр, но пока что регент глупостей не творил. Казнь была ему во вред, и он предложил адмиралу выход. Гнусный, что и говорить, воняющий, но выход.

Тем временем победы Бруно, укрепляют позиции Фридриха и отвлекают народ от суда, который и раньше их не так сильно волновал. Руппи немного надеется на то, что это заставит бабушку действовать, но нет.

Игры бабушки и Бруно… Чем они лучше регентских? То, что раньше казалось незыблемым, темнело и расплывалось, будто весенние сугробы, обнажая до поры до времени укрытые снегом колдобины и скопившиеся нечистоты. Ради короны спасти союзника-мерзавца… Ради короны отдать на съеденье союзника-героя…
Кальдмеера приговаривают, по дороге из тюрьмы на казнь Руппи осуществляет свой план. Его реализация прописана очень подробно (Закат, часть 3, главы 4, 5, 6, 8). Думаю там сто процентов есть что-то от спасения Ричардом Алвы. Устраивают засаду на крыше, плюс дозорные, отбив Ледяного переодеваются и уходят в рассыпную, Ледяного уводят двое, Руппи с ними же в "арьергарде", идут по улицам до реки, дальше на Кальдмеера увозят на лодке, Руппи оставляет от адмирала, ради отвлекающего маневра, встречается с братом Орестом. Выезжает из города в карете, которая скрывшись из виду за городскими воротами, едет полным ходом по дороге на Метхенберг, привлекая к себе внимание, затем бросает карету. Пишет для участников кавалеристов, расписку о том, что они не участвовали в налёте и письмо Бруно.

Отмечу только самые интересные моменты:
Грольше машет рукой, Польдер лезет в карету, у дверцы топчется Штуба с тесаком. Кого-то вышвыривают вон. Судейского пристава. Болван грохается на мостовую и остается сидеть, выпучив глаза и дыша, будто вытащенная из воды рыбина. Следом Польдер выволакивает монаха, прижимает ручищей к боку кареты. Монах старенький, седенький, на плече - Агнец.

@темы: инсайд, Камша, ОЭ, Отблески Этерны

Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. (с)
Алва хочет взять вину за смерть королевы на себя и покончить жизнь самоубийством, но Дик уговаривает его сбежать вместе.

Канонная линия Посмертия Дика.
В.В.Камша. Отблески Этерны. Закат.

«Ричард выскочил из будуара в приемную, ничего не соображая, и едва не налетел на своего бывшего эра. Рокэ полулежал в том самом обитом алым бархатом кресле, где… Как он попал во дворец? Или это мóрок, бред?!
Юноша замер, не отрывая глаз от Алвы. Тюрьма мало изменила Ворона, разве что сошел загар, и сочетание белой кожи, черных волос и ярко-синих глаз превратило герцога в существо из иного мира.
– Эр Рокэ…
Красивая голова медленно повернулась, звякнули цепи. Герцог отнюдь не казался слепым, а в углах губ играла обычная усмешка.
– Окделл? Не лучшее место для встречи и не лучшее время. Я посоветовал бы вам уйти, эрэа сейчас вернется. Ей не понравится, что мы беседуем.
– Она… Катари не вернется!..
– Откуда подобные сведения? – Нет, он все-таки изменился, этих кругов под глазами раньше не было…
– Я… Я все слышал, эр Рокэ… Слышал, что она… Я убил ее!
– Вот как? – Темная бровь знакомо приподнялась. – Иногда случаются престранные вещи.
– Я все слышал, – в отчаянье повторил Ричард, – и я убил ее. Я…
– Роскошно. – В голосе Рокэ зазвучали властные нотки. – Как ты ее убил?
– Кинжалом Алана…
– Кинжал остался в ране?
– Да, но… эр Рокэ, я убил Катари!
– Спокойно, юноша! – Именно так маршал разговаривал на тренировках, когда Дик мечтал убить его. Хотел убить Ворона, а убил королеву, свою королеву… – Кинжал тот самый? С вепрем?
– Тот… эр…
– Спокойно! – Рокэ слегка повысил голос. Раньше это бесило, теперь сбросило камень с души. – Пройди в кабинет – там на стене должен быть кинжал в синих бархатных ножнах… Клинок трехгранный, на нем клеймо в виде вихря. Принеси его.
– Эр Рокэ…
– Ричард Окделл!
Дикон переступил через лежащую ничком Катарину и шмыгнул в кабинет. Он был здесь только раз и не заметил развешанного на шкуре черного льва оружия. Рокэ не ошибся – кинжал в синих ножнах был на месте, и Ричард его взял.
– Нашел? – Голос Рокэ был спокойным и требовательным, как на учениях.
– Да.
– Очень хорошо. Теперь подойди к столику с инкрустацией. Он в углу. Там должен лежать ключ. Не знаю, как он выглядит, но вряд ли его создавали лучшие ювелиры.
– Да… Лежит…
– Катарина всегда то, что могло понадобиться, клала туда. Сними с меня цепи.
Ричард повиновался. Он совершенно успокоился, немного тревожило лишь отсутствие Моро. Предложить Караса? Раньше Ворон не терпел линарцев, но другого выхода нет.
Снять цепи оказалось более чем просто. Вставая, герцог пошатнулся, Дикон успел его поддержать.
– Спасибо, – так маршал благодарил оруженосца за принесенный плащ, – полгода в кандалах – это весьма неприятно. Где она лежит?
– У окна. Вы…
– Здесь, – Рокэ улыбнулся, – я могу ходить ощупью. Дай мне кинжал.
Он и впрямь знал в покоях Катари каждый пуфик. Еще вчера это было оскорбительным, сейчас Ричард, словно в полусне, следил за тем, как бледный черноволосый человек приближается к распростертой на полу женщине и встает перед ней на колени. Узкая рука тронула роскошные волосы, скользнула по шее вниз. Это не было лаской – Рокэ искал убившее Катарину оружие.
– Отойди, может брызнуть кровь!
Дик сделал шаг назад, и Алва выдернул клинок из раны.
– Возьми и оботри как следует!
– Зачем?
– Затем, что ее убил не ты фамильной реликвией, а я – кинжалом из спальни… Я знаю оба клинка – разобрать, каким нанесли рану, можно, но с трудом. Вряд ли те, кто сюда заявится, усомнятся в орудии и убийце. Ты пришел тем ходом, что скрыт зеркалом?
– Да.
– Отправляйся им же назад. Тебя тут не было!
– Эр Рокэ…
– Тебя тут не было! – слегка повысил голос бывший маршал. – Скоро начнется переполох. Не забудь спросить, что случилось, и изобразить вселенскую скорбь. У тебя это неплохо получается…
– А вы?
– Я? – Рокэ пожал плечами. – Последним преступлением Ворона станет убийство доброй и прекрасной королевы. Думаю, ее причислят к лику святых. Несчастная решила утешить и вразумить закоренелого злодея. Она призвала его к себе, освободила от оков, а злодей, воспользовавшись добротой ее величества, всадил ей в грудь нож…
– Рокэ, – Ричарду вдруг стало очень страшно, – но как же вы, один… У вас даже лошади нет… Как вы…
– Не бойся меня обидеть. Что есть, то есть – я слеп. Потому-то я никуда и не пойду.
– Вы… После всего, что они с вами сделали?! Вы давно уже не заложник – король мертв, город взят! Захватить Ноху им было еще важней, чем получить вас.
– В чистоте их намерений я никогда не сомневался. – В синих глазах мелькнуло что-то похожее на грусть. – Какой же ты еще мальчишка, Дикон. Я не собираюсь возвращаться в Ноху, а на воле, как ты правильно заметил, слепому делать нечего. Лучшее и единственное, что я могу, – это умереть. И я умру, но без цепей и от собственной руки. Еще утром я и мечтать не смел о таком счастье.
– Рокэ! Не надо!
– Дик, поверь – дышать, пить и есть еще не значит жить. Это так, спроси об этом хоть… Короче, дай Зверь тебе этого не узнать никогда, а теперь убирайся.
– Я не уйду, – тихо сказал Ричард Окделл.
– То есть? – Когда-то кривоватая усмешка вызывала приступ ярости, теперь Дику захотелось заплакать.
– А то, что королеву убил я, и я за это отвечу! Мы или уйдем вместе, или вместе останемся. Вас я им живым не отдам и сам не сдамся, но правду узнают все!
– Все? – Ворон вздохнул. – Семь клириков, которых не взяли бы даже на живодерню по причине жестокости, и дюжина стражников… Эти, сделав свое дело, навеки забудут о том, что видели. Не валяй дурака, Дикон. С ними тебе не по пути, это так. Когда все уляжется, выбирайся из города и скачи в Гальтары. Анакс тебя примет. Мой совет – скажи ему все.
– Я не уйду без вас, – прошипел Ричард, – слышите, вы, Рокэ Алва! Не уйду! Вашим последним убийством будет не Катарина, а я! Хотя меня вряд ли убьют… Я займу ваше место в Нохе, но какое вам дело до бывшего оруженосца?! Тем более что он вас предал!
– Болван, – безнадежно пробормотал Рокэ. – Неужели ты не понимаешь, что я не хочу жить?
– Зато я хочу, чтоб вы жили! – почти выкрикнул Дикон. – Хочу!
– Ты как женщина – не переспоришь. Тогда тебе придется стать вором.
– Вором?
– Если ты собрался прятать слепца, по следам которого кинутся все крысы Нохи, тебе понадобится золото, и много. Открой бюро, там лежат королевские кошельки, а на туалете стоят шкатулки с драгоценностями.
– Эр Рокэ…
– Ты, кажется, собрался меня спасать?
Ричард молча пошел к бюро. Там и впрямь оказалось несколько туго набитых кошелей. С драгоценностями было сложнее – пришлось выбирать те, которые можно сбыть без особого риска.
– Я собрал, – коротко доложил юноша.
– Хорошо. Теперь пройди в спальню и поверни третью розетку справа от окна. Помнится, там был тайник, а в нем плащ с капюшоном и фонарь.
Когда Дикон вернулся к Ворону, тот сосредоточенно разбрызгивал по комнате благовония.
– Это нравилось любовникам, но наверняка не понравится собаке.
Рокэ уверенно направился в угол, где стояла статуя мужчины с кабаньей головой, щедро плеснул розовым маслом на ее подножие и что-то нажал. Щелкнуло, и человековепрь медленно сдвинулся, открыв черный прямоугольный колодец.
– Все, Дикон, – тихо сказал Рокэ Алва, – больше я тебе не помощник. Дальше будешь водить меня за руку.
К горлу юноши подскочило что-то горячее.
– Я поведу, Рокэ. Все будет хорошо, вот увидите.
– Увижу? – Алва коротко засмеялся.»

@темы: Камша, ОЭ, Отблески Этерны, канон

Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. (с)
Алва и Дик Дорогой Королев сбегают из дворца

Канонная линия Посмертия Дика.
В.В.Камша. Отблески Этерны. Закат.

«Лестница была узкой, крутой и щербатой, а фонарь – тусклым. Дикон шел первым, держа Рокэ за руку и отчаянно страшась упасть и утянуть за собой Ворона. Этот страх вытеснял прочие мысли. Главное – выбраться из Кабитэлы и вытащить эра, выбраться и вытащить! Свет фонаря плясал на бесконечных ступеньках – ход был очень старым, страшно было даже вообразить, кто по нему некогда ходил…
Дикон и раньше не любил замкнутых пространств, в детстве самым страшным наказанием для него было заключение в Арсенальной башне, но там хотя бы было сухо, а под потолком виднелись оконца. Пусть маленькие, пусть запыленные, но за ними было небо, а здесь… Жалкая лужица света под ногами, толщи земли и камня над головой и вековые тьма и сырость, если не кое-что похуже. Юноша невольно стиснул руку эра, тот ответил тихим смешком.
– Спокойно, юноша, это не самая опасная дорога. По крайней мере, последнюю тысячу лет.
– Что это за ход? – прошептал Дикон.
– Дорога королев, – откликнулся герцог, – и нечего шептать. Это одно из немногих мест, где тебя никто не услышит. Хочешь – смейся, хочешь – пой, хочешь – проповедуй…
Лестница кончилась, спуск продолжался, стало еще более сыро, с низкого потолка то и дело срывались тяжелые капли. Звук их падения, такой обычный наверху, в подземельях казался тревожным и исполненным древней злобы.
– Эр Рокэ, куда мы идем?
– Надеюсь, что домой.
– Домой?!
– Ну, или что-то вроде того… Пока мы не начали подниматься, мечтай в свое удовольствие, а потом изволь очнуться. Если хочешь уцелеть, разумеется. Но это еще не скоро, мы до реки и то не дошли.
– Вы тут бывали?!
– Бывал, – подтвердил Рокэ. – Ты лучше под ноги смотри…
Совет не был лишним – сломать или подвернуть ногу здесь было раз плюнуть. Пол туннеля изобиловал выбоинами, выступами и щербинами, и Ричард, несмотря на фонарь, то и дело спотыкался, а пару раз неминуемо бы свалился, если б не Рокэ. Бывший маршал по-прежнему держался за руку бывшего оруженосца, но Дикон уже не понимал, он ли ведет ослепшего Ворона, Ворон ли не дает ему свалиться. Алва и не думал падать, мало того, он принялся сначала насвистывать, а потом и напевать. Раньше эр пел лишь в седле или напиваясь, видимо, свобода, даже такая, пьянила не хуже «Черной крови». Когда-то так раздражавшая Дика мелодия словно бы поднимала потолок, глуша и противный стук капель, и страх. Пол и тот словно бы стал ровнее, и, кажется, они перестали спускаться.
– Эр Рокэ, мы уже под рекой?
– Мы уже.

***

– Юноша, – голос Рокэ расшвырял ускользающие ядовитые слова, избавив Дика от другого голоса, который лучше забыть, – юноша, сосредоточьтесь. Где-то здесь должна быть амфора…
– Какая амфора?
– Разбитая… Черепки, знаете ли. Как увидите, пустите меня вперед. Поняли?
– Конечно. – Дикон с облегчением вытянул руку с фонарем, выискивая осколки. Маршал и впрямь хорошо знал Дорогу королев, а чувство времени ему не изменило даже в этой крысоловке. Очень скоро в желтоватом свете глянцево блеснули черепки. Ричард резко остановился.
– Есть? – деловито осведомился Рокэ. – Близко?
– Пять или шесть шагов.
– Хорошо. Дайте дорогу.
Дикон торопливо отстранился. Рокэ медленно двинулся вперед, прижимаясь к мокрой стене.
– Сколько теперь?
– Два… Нет, чуть больше.
Широко шагнув, Ворон опустился на корточки, ощупывая пол. Теперь Ричард не мог видеть, что именно он делает, наступившую тишину нарушал лишь вновь все заполонивший звук падающих капель. Они больше не стучали, они пели ту же песню, что и Алва.

Судьба моя – звездный иней,
Звезда над дорогой дальней,
Звезда над долиной синей,
Звезда на холодной стали…

Дикон помнил эту звезду, рыжие факелы в ночи, ощерившуюся собаку, что выбежала на дорогу, но вот куда они ехали? Кто там был, кроме Ворона и его песни?
– Идите ко мне, – Алва стоял по ту сторону показавшихся вдруг золотыми осколков, – только медленно. Держитесь стены. Представьте, что вы наполовину в ней. Ноги ставьте друг за другом. Пятку к носку, носок к пятке и тихо! Очень тихо.
Юноша послушно двинулся вперед, готовясь к любым неожиданностям. Холод камня пробивался сквозь одежду, а в голове продолжало звенеть.

Зима и сердце, как камень,
Зима, в никуда дорога…

Почему в никуда?! Они выберутся! Дорога королев не так и длинна, Алан прошел ее дважды меньше чем за ночь. Пусть Волны изменили Эрнани, а сам король предал нечто большее, чем Скалы; он предал собственное предназначение… Что ж, да будет так! Окделлы выдержат и королевскую подлость. Главное – не сбиться с шага, не опустить голову, не оглянуться…
– Вы, надеюсь, при шпаге?
– Эр Рокэ…
– Я вам не эр, молодой человек, попробуйте это наконец понять. Сколько от нас до осколка с ручкой?
– Шага полтора.
– Точнее.
– Больше моего шага, но меньше двух. Я могу проверить.
– Не нужно. Дайте мне шпагу – и марш за угол.
– Но вы же… Лучше я…
– Дикон!
Пришлось повиноваться. Юноша честно скрылся за углом, но высунуться и посмотреть ему никто не запрещал, чем Дик и воспользовался. Если что, он успеет добежать до эра, но пока ничего опасного не происходило. Рокэ, вновь присев, очень медленно шарил шпагой по полу. Он не мог видеть цели, но прекрасно знал, где ей следует быть. Он всегда знал…

Мой друг, я луною призван,
Бьют землю лунные кони…

Луна осталась наверху, она их не видит, здесь только фонарь, словно эхо былого света. А песня – эхо былых дорог. Синее острие касается золотого осколка, слегка поднимается, нащупывая глиняную петлю.

Мой друг, я луною призван…
Мне не уйти от погони!

Клинок проходит сквозь пустоту. Запястье маршала неподвижно, но стальной луч едва заметно вздрагивает, будто примеряясь.

Звезда над долиной синей,
Звезда на холодной стали…

Рывок. Алва вскакивает, в два прыжка оказавшись рядом с Диком.
– Эр Рокэ…
– Стоять!
Треск и рокочущий грохот. С потолка одна за другой рушатся древние плиты, намертво замуровывая проход. Дороги королев больше нет… И хорошо!

***

Скалы высятся нерушимо, но вожделение приходит и к ним. Чем дольше стоят горы, тем гибельней нахлынувшая страсть. Камень вступает в брак с водой, и рождается Зверь. Его бег – это бег Смерти, его гнев – это гнев Скал, его безумие – это безумие Молний, сдержать его не дано… не дано… не дано…
– Ричард, – голос Алвы оторвал Дика от созерцания кучи мокрых камней. – Идемте. Теперь близко, да и дорога получше. Когда упремся в дверь, найдете четыре гвоздя. Два ближайших к замку и два у средней петли. На них надо нажать одновременно. Дайте мне руку.
Дик торопливо сжал пальцы маршала, еще разок оглянулся на впитавший песню Алвы завал, поежился и сделал шаг. Обшитый досками тоннель круто забирал вверх, ямы и выбоины исчезли, похоже, эта часть хода была значительно новее.
– Эр… Монсеньор, куда мы идем?
– Тайное гнездышко Катарины. В юности она принимала здесь любовников, потом решила, что дом в предместье – отменное убежище. На всякий случай.
– Я о нем ничего не слышал.
– Не сомневаюсь.
– В доме есть слуги?
– Там нет и не может быть никого, по крайней мере сейчас. Дом заколочен, ворота заперты. Осенью из провинции приезжает некая вдова, наводит порядок и отправляется восвояси. Считается, что особняк принадлежит ей, но старухе и в голову не приходит, чьи секреты она стережет.
– Вы знаете даже это.
– Ведьму разыскал я.
Тайный дом Катарины… Почему это не удивляет? Может, он разучился удивляться? Переживший такое предательство меняется необратимо. Алва потерял способность видеть, Окделл – доверять и прощать. Прежнего Ричарда, молившегося на предательницу и миловавшего врагов, больше нет. Алву тоже предавали, и он стал таким, каким стал. Убийцей и святотатцем, для которого нет ничего святого. Талигойя слишком долго сносила его злодеяния… Злодеяния? Но Алву ослепили не за преступления, а за подвиг! Он знал, что его ждет, и все-таки вышел к врагам. Безоружным.
Рокэ вновь принялся напевать. О синих морских быках, о кораблях, что ищут тех, кто поет и плачет… Обычная кэналлийская песня, красивая при всей своей грусти. Не чета тому жуткому напеву, что разбудил камни.
– Расскажи мне о море, моряк, – просил слепой маршал, – ведь из моего окна я не вижу его. Расскажи мне о море, моряк, ведь я ничего не знаю о нем…
Ворон вряд ли вдумывался в знакомые слова, но это «я не вижу» заставляло сердце Ричарда сжиматься, а ведь он был вправе убить, мстя за отца! Вправе, только Повелитель Скал лишь смотрел, как Алва в цепях идет по городу, поднимается на эшафот, с улыбкой выпивает яд… Дикон как никто знал силу и сноровку своего эра, даже скованный он был страшным противником. Конечно, Ворону было не вырваться, но он бы забрал в Закат не одну жизнь. Рокэ не дрался, потому что спасал Кабитэлу, а эсператисты грабили город семь дней. Сюзерен не смог их остановить. Ворон смог. Левий – теперь Дикон точно знал, кто это был, – накинул на плечи Рокэ плащ не из милосердия и не из целомудрия. Красота и наглость Алвы перевернули все с ног на голову, проигравший казался победителем. Казался или был?
Расскажи мне о море, моряк… Расскажи… »

Примечание реконструктора:
Этот же сюжет, но в перелопаченном виде присутствует в каноне в Линии Марселя, который похищает больного Алву из Нохи.

@темы: Камша, ОЭ, Отблески Этерны, канон

Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. (с)
Алва и Дик тусят в домике, где Катари принимала любовников.


Канонная линия Посмертия Дика.
В.В.Камша. Отблески Этерны. Закат.


«Песня и дорога кончились одновременно. Гвоздей в двери было превеликое множество, Дик испугался, что не отыщет нужных, но все оказалось не так страшно. Две пары восьмиугольных шляпок чуть выбивались из общего строя как раз в тех местах, о которых сказал Рокэ. Юноша, немного поколебавшись, надавил на медные звездочки, и те под его пальцами провалились в глубь доски. Раздался сварливый щелчок – и все!
– Нажмите на ручку, – посоветовал Алва.
И как он сам не догадался! Дверь оказалась тяжеленной, но это был ее единственный недостаток. Луч от фонаря погладил здоровенную кучу какого-то хлама, не доходившую, впрочем, до стены. Самый обычный подвал самого обычного городского дома.
– Идите вдоль стены, – вновь подал голос маршал, – там будет еще одна дверца, эта запирается на обычный засов, за ней – потайная лестница и дверь с леопардовыми мордами… Надавите той, что справа, на оба глаза и потяните кольцо на себя. Там ключи… Дальше просто.
Леопарды, подражая львам, сжимали в пастях бронзовые кольца. Дик едва успел подхватить связку ключей – самый большой был от первой двери.
– Эр Рокэ, – Дик упорно продолжал шептать, хотя в выстывшем доме явно никого не было, – куда теперь?
– Правые комнаты выходят окнами на улицу, левые – во внутренний двор. В них и будем жить… Дальняя была спальней.
Дальняя комната как была спальней, так и осталась. Хорошо смазанный замок открылся без звука, пахнýло теперь ненавистными гиацинтами. Рокэ, держась за стену, подошел к камину и почти упал на золотистую гривастую шкуру.
– Гляньте в окно. Думаю, давно стемнело…
Дикон глянул в щелку между ставнями и кивнул, хотя собеседник и не мог это видеть.
– Совсем ночь.
– До утра мы не дотянем. Затопи. Дрова или в ящике у камина, или придется спуститься.
Спускаться не пришлось. Вдова из провинции не зря получала свои таллы. Тяжелый, окованный медью ящик был набит поленьями, в растопочной корзинке лежали еловые шишки и лучина, а сверху – огниво и трут. Разжечь камин труда не составило.
Войдя во вкус, Дикон занялся свечами. Рокэ свет был без надобности, но юноша с недавнего времени темноту не любил. На каминной полке стояли два подсвечника. Еще один красовался на столике у кровати. Дик решил зажечь и его. Одна свеча упала на пол, Ричард нагнулся, чтоб ее поднять, и едва удержался от крика. По светлому дереву тянулась цепочка кровавых следов… Как в «Плясунье-монахине»! Убийца не должен приходить в дом убитого, тем более в ночь убийства, а он пришел и привел Рокэ. Привел к Катари!
– Ричард?
Окделл обернулся к Рокэ, и ужас сменился стыдом. Никакой Катарины здесь не было и не могло быть, он испугался детских сказок, а вот кровь была. Кровь Ворона, сбившего ноги в проклятом туннеле, а он даже не подумал взглянуть. Еще бы, ведь Алва не жаловался…
– Эр… Что у вас с ногами?
– Пустяки. Не сказал бы, что здесь жарко…
Он бы не сказал! Легкая туника, летний плащ и несколько часов среди выстывшего злого камня! Дику в дорожном платье и то было холодно, что уж говорить про маршала, а ведь он – южанин. Счастье, что огонь разгорелся как следует, а вино он отыщет или сбегает в какой-нибудь трактир. Деньги есть. Как хорошо, что эр заставил его взять золото…
– Не суетитесь, юноша. – Рокэ била дрожь, губы были совсем белыми, но он улыбался. – Лучше поищите в буфетной вино. Из дома сейчас выходить не стоит… Мне кажется, по ночам в Олларии сейчас мало кто гуляет.
Алва прикрыл глаза ладонями и замолчал, а Дикон бросился на поиски вина. Ему повезло – в буфетной нашлась дюжина запечатанных бутылок и, чему юноша несказанно обрадовался, пузатый полупрозрачный кувшин, в котором явно хранилась касера. Мерзкий напиток, но сейчас он лучше вина.
– Я нашел! И «Кровь», и касеру…
– Это даже лучше. Налейте мне и выпейте сами… Не помешает.
Дик выпил. Он тоже замерз, и сильно, только не сразу это понял. Святой Алан, неужели все случилось сегодня?! Катарина, Рокэ, Дорога королев, пустой дом… Этого не может быть! Он не мог убить свою королеву! Вернее, королева не могла быть такой, это сон или бред… Сон? Ричард повернул ставшую вдруг страшно тяжелой голову. Ничто никуда не исчезло – чужой пляшущий огонь, Алва, так и не удосужившийся перебраться в кресло, два алатских бокала. Значит, было и все остальное… Обрушившийся перед мордой Соны мост, страх за Катари, скачка в Кабитэлу, алый бархатный занавес и правда! Правда, на которую мог быть лишь один ответ. Тот же, что был у святого Алана.
– Вы не пытались убить Алву, вы прикрывали себя… – Он не запомнил этих ее слов, он их даже не расслышал, а они изъязвили память, будто дурная болезнь. – Вы устроили покушение – ничего не вышло… Вы могли бежать, но осели в Эпинэ и принялись готовить бунт. Обреченный на пораженье, но этого вы и добивались. Вы бы не смогли оставаться в Талиге, и вашим хозяевам пришлось бы с этим смириться. Более того, вас не рискнули бы убить и не бросили бы без средств, чтобы не оттолкнуть тех, кто стал бы грызть наши мешки после вас. Вас бы кормили отборным зерном…
Неужели этот голос будет преследовать его вечно? «Талигойская святая»… Теперь Дикон понимал, почему Эпинэ не узнал кольцо – это был перстень Ариго!
– Рокэ испытывает к Валентину вполне объяснимое уважение. Достойный выбор, когда вы один, а тех, кто готов… налить вам вина… множество!
Змея жалила даже из Заката. Пусть Придды рождаются с предательством в крови, Катари превращала в предательство и честь, и верность, и любовь…
– Юноша, если вы собрались спать, пожелайте хотя бы спокойной ночи.
– Я… Я не сплю!
Королева мертва, а Рокэ опять отогнал от бывшего оруженосца волка. Призрачного, но от этого лишь более страшного. Дик осторожно, словно Алва мог заметить, взглянул на протянувшего руки к огню кэналлийца. Касера помогла, во всяком случае, дрожь Алву уже не била, да и губы стали поярче. Дикон тихонько сел на шкуру рядом с маршалом. Он ничего не говорил, но слух у Алвы был, как у кошки. Узкая рука легла юноше на плечо.
– Рокэ, почему вы тогда… не позволили мне?
– И совершенно зря, – проникновенно сказал Ворон. – Надо было дать тебе допить, но я что-то расчувствовался. Себя в твои годы вспомнил. Первая дуэль, первая любовь и все такое… И потом, я полагал, что покойных Окделлов с меня хватит.
– Я помню про отца, но я понял только теперь… Вы убили его не по злобе, а так, как хотите убить себя… Эр Рокэ, Алан и Рамиро ничего не были должны коронованному трусу, они погибли по ошибке!
– С вами все ясно, юноша. – Герцог привалился спиной к креслу и по-адуански скрестил ноги. – Напоить бы вас как следует, так, чего доброго, на подвиги потянет. Будь со мной все в порядке, я бы вас сопроводил, но сейчас от меня никакого проку. Дайте кочергу.
Дик не представлял, зачем она могла понадобиться слепому, но, как и прежде, сперва повиновался, а потом задумался. Алва немного повертел черную железяку в руках, свернул чуть ли не в кольцо и отбросил.
– Я думал, будет хуже, – заметил он, – хотя все едино! Налейте мне еще и прогуляйтесь по дому. Вам здесь жить, хоть и недолго

***
рассказ Алвы про Джастина

***
– Рокэ прикрыл невидящие глаза ладонями, потом провел по бровям к вискам. Дикон запомнил этот его жест еще в их самый первый разговор в кабинете маршала, когда Рокэ спас ему руку. Неужели прошло меньше трех лет?
– Вы устали? – слова сорвались с языка сами по себе, и Дик чуть не дал сам себе подзатыльник.
– Устал? – Алва вновь потянулся за кубком. – Пить?
– Это Придды уговорили отца согласиться на ваше убийство, – зачем-то признался Ричард. – Отец не хотел…
– Кто бы мог подумать! Налейте.
– Вы… Может, не надо?
– Я слишком много пью?
Дикон молча кивнул, забыв, что Рокэ не может его видеть, но тот и так все понимал.
– Ты знаешь, чего я хочу на самом деле, – глухо произнес герцог. – Чтобы ты оставил меня в покое.
– Этого не будет!
– Упрямец. – Рокэ не взял протянутый ему бокал, а пошатнувшись, перебрался в кресло. Это было невыносимо. Маршал хотел только покоя, а у него, Дика Окделла, не осталось никого и ничего, кроме этого искалеченного человека. Все пошло прахом! Юноша не представлял, как станет жить дальше, куда отправится, что сделает, он просто выполнял приказы эра. А до этого убил Катарину, потому что она… Он, герцог Окделл, Повелитель Скал, убил истинную эорию, свою королеву и возлюбленную! Убил и сбежал вместе с врагом всех Людей Чести, чтобы сидеть в пустом доме. Будто в тюрьме…
Дикон сам не понял, как у него потекли слезы. Он не плакал очень давно, лет с пяти. Юноша знал, что слезы позорят эория, что Окделлы не плачут, но это не помогало.
– Дикон!
– Ч-ч-что?
– Принеси мне поесть.
– Но… Вы же не хотели…
– И не хочу. Прекрати реветь. Хватит, я сказал! Жалеть себя будем позже и на сытый желудок… Время на это у нас есть.
– Эр…
– Ричард Окделл! – Ворон все же хорошо вышколил строптивого оруженосца. Слезы отступили, и Дик, отчаянно моргая, уставился на маршала. Тот снова сидел у огня.
– Прекратил?
– Да.
– Тогда слушай. В жизни бывает всякое, но пока ты хоть что-то можешь, она продолжается. Когда от тебя не будет никакого толка, как вот от меня теперь, покончи со всем разом, но не раскисай. Никогда! Что ты обливаешь слезами? Только не говори, что Катарину, ты больше ее не любишь.
– Эр Рокэ… Разве вы не видите, что все не так?!
– Я ничего не вижу, оруженосец, – хмыкнул Рокэ, – налей мне и себе заодно. Мы с тобой давно не пили. Повода не было.

@темы: Камша, ОЭ, Отблески Этерны, канон

Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. (с)
Алва сообщает Дику, что парнями не интересуется и рассказывает правду про убийство Джастина и картину «Марк и Лаконий»

Канонная линия Посмертия Дика.
В.В.Камша. Отблески Этерны. Закат.

«– Эр Рокэ, это было кольцо Катарины. Она хотела, чтобы я вас убил…
– Очень мило с ее стороны, – Ворон все еще сидел у камина, привалившись спиной к креслу. – Отправляйтесь спать.
– Вы должны понять… Если бы я…
– Если б вы не дали себя обмануть, вас бы просто убили. Как Джастина.
– Джастина Придда? Его, – юноша замялся, но заставил себя договорить, – его убили за то, что он… любил вас.
– Меня? – герцог поднял бровь. – Джастин меня ненавидел. По крайней мере сначала. Этот жеребенок изрядно смахивал на вас… Что поделать, в страдающую королеву были влюблены все благородные юнцы Талига. О нашей с Катариной связи по ее милости тоже знали все… Будьте любезны, налейте.
Дикон налил. Руки у него дрожали. Он почти догадался, что сейчас услышит.
– Вами всеми играли, Дикон, но тем, кто ни кошки не соображал, ничего не грозило. Или почти ничего.
– Вы… Вы должны были мне все рассказать!
– И как вы себе это представляете? Я должен был сказать: «Дикон, когда ваши друзья станут говорить, что Джастин Придд был моим любовником, – не верьте»? Будь вы поопытней, вы бы сами сообразили, что мне мальчишки без надобности, а так… Да явись вам сам Создатель и скажи, что Катарина врет, вы бы его в Леворукие записали.
Дикон молчал, Рокэ пил свое вино, глядя куда-то вдаль. То есть не глядя. Герцог Окделл готов был четырежды умереть, чтобы вернуть маршалу зрение, но в его силах было лишь подливать вина.
– Вам и впрямь стоит послушать про Джастина. – Рокэ дотянулся до столика и поставил бокал. Если не знать о его слепоте, ни за что не подумаешь! – Наследник Вальтера стал очередной игрушкой Катарины. Он на нее молился, пока не узнал что-то, отчего сломя голову сбежал на войну. Дурак лез в самое пекло, пришлось держать его при себе. Юноша был готов меня убить, но ее величество была далеко, и отраву ему никто не подсунул. С кинжалом он на меня однажды бросился, было дело…
Потом он пообвык и, к своему несчастью, решил, что я не столь уж и плох. После того как мы чуть не утонули во время переправы, граф Васспард стал смотреть на меня так, будто хочет что-то сказать. Это заметили, вернее, заметил. Килеан… Джастина вытребовали домой, назад он не вернулся.
– Так вы…
– Килеан заплатил за Джастина, – Рокэ вновь взялся за бокал, – вместе с братьями Ариго, хотя у этих долгов поболе… Ты слышал про картину. Источник мог быть лишь один – Катарина. Она знала все мои родинки и все родинки Джастина. Я стал искать художника и почти нашел.
– Почти?
– Мазилу убили, но не озаботились перерезать его собутыльников. Один припомнил, как описывали внешность «Марка» и «Лакония». Это был ментор братьев Ариго… Катарина обожала повторять единожды получившееся и с помощью Эстебана распустила слух про нас с вами. Только вы услышали сплетню раньше, чем ваша матушка. Королева поняла, что я все знаю, хотя доказательств у меня и нет. В некоторых случаях, Дикон, надо просто убивать, и чем скорее, тем лучше. Жаль, я не убил нашу святую вовремя… Раз в жизни подумал о последствиях и просчитался»

***

Алва:«Будь вы поопытней, вы бы сами сообразили, что мне мальчишки без надобности»

ЗФ, 2004 Gatty:
А что до ориентации героев КнК, то ИМХО для людей, обладающих достаточным опытом она очевидна.

***

В.В.Камша. Отблески Этерны. Правда стали, ложь зеркал.

«– Вы ошибаетесь, – губы Придда побелели, но говорил он твердо, – убийство графа
Васспарда – дело рук нашей семьи.
– Вы в этом уверены?
– Да.
– Вы были свидетелем убийства? Вы знаете убийцу и причину убийства?
– Я не видел, как это произошло.
...
– Граф Васспард получил полуторамесячный отпуск по ходатайству главы семьи, – казенным голосом напомнил бергер, – и отбыл из армии в обществе своего дяди, предыдущего графа Гирке. Через двадцать один день пришло сообщение о его гибели на охоте. Последнее обстоятельство вызывает у меня серьезные сомнения, так как не стыкуется с причиной, по которой Юстиниану Придду был предоставлен отпуск. Глава фамилии ссылался на события, требующие присутствия наследника, но охота к таковым не относится.
– Для охоты в тот вечер было слишком сыро. – Валентин снова сидел. Очень прямо, слегка откинув голову. На Ойгена он не смотрел, он вообще никуда не смотрел. – Все слуги, лошади и собаки оставались в Васспарде. Брат ушел пешком и без оружия. Если, конечно, уходил.
– Вы думаете, он был убит в замке?
– Или в саду. Его сапоги были в грязи, а ночью шел дождь.
– Кто был в тот вечер в замке, кроме слуг?
– Я и граф Гирке.
– А ваш отец и другие дядья?
– Дядья собирались быть на следующий день. Герцог Придд задержался в дороге и прибыл к утру.
– Но должен был приехать раньше?
– Его ждали к обеду.
Валентин подбирал слова очень тщательно. Казалось, он кого-то выгораживает или что-то скрывает. Жермон на его месте тоже бы скрывал. Если б знал, что виновен отец, мать, братья… Катари была слишком мала.
– Ваш брат не говорил, почему уехал в Торку?
– Полагаю, у него были веские причины. Какие именно, он не сказал.
– Вам известно, что в Торке с ним произошел случай, который расценили как попытку самоубийства?
– Юстиниан на самом деле хотел покончить с собой. Герцог Алва его остановил.
– Вам это рассказал брат?
– Да. Он показывал мне старинный кинжал. Когда-то он принадлежал Борраска. Юстиниан хотел подарить его герцогу, он считал, что Алва спас ему жизнь.
– Почему Юстиниана вызвали в Васспард?
– Я не знаю. Мать этого не хотела.
...
– Решение объявить о смерти на охоте принял герцог Придд? Я имею в виду Вальтера Придда.
– Да.
...
– Вы все еще не хотите назвать имя убийцы?
...
– Вы можете не знать, но вы должны догадываться.
– Я думаю, что стрелял граф Гирке. По приказу… герцога Придда

***

В.В.Камша. Отблески Этерны. От войны до войны

«– Граф Ариго, граф Килеан-ур-Ломбах и граф Гирке-ур-Приддхен-ур-Габенхафт полагают нанесенное им оскорбление смертельным и настаивают на дуэли до смерти одного из соперников.
– А граф Иорам? – на лице Манрика появилась весьма неприятная улыбка. – Он на чем-нибудь настаивает?
– Прошу простить, – чопорно произнес Карлион, – разумеется, граф Иорам Энтраг разделяет мнение своих товарищей.
– Может быть, в таком случае господа предпочтут линию? – холодно уточнил рыжий генерал.
– Нет, так как этот вид дуэли осуждается церковью.
– Итак, – подытожил Леонард, – дуэль начнется в семь часов утра в Нохском аббатстве.»

Примечание реконструктора: все четверо, спровоцированные и убитые Алвой во время дуэли в Нохе, были причастны к смерти Джастина Придда и именно за это поплатились.

@темы: Камша, ОЭ, Отблески Этерны, канон

Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. (с)
В Гальтарах Алва и Дик находят Альдо и Робера и проводят переговоры о сотрудничестве

Примечание реконструктора:
Эпизод основательно переделан, но плохо отредактирован и уши КНК3 сильно торчат, указывая на первоначальный событийный ряд - эсператисты из Агариса ослепили Алву и пытались убить Альдо.


Канонная линия Посмертия Дика.
В.В.Камша. Отблески Этерны. Закат.

«– Ну и в дыру ты забился! – Альдо, не скрывая любопытства, обвел взглядом полутемную спальню.
– Сказать, что я думаю о тех, кто бежит с поля боя?
– Мой государь!..
– Надеюсь, что твой. Чем ты тут без меня занимался? На измену ты не способен, но глупостей натворил наверняка. Признавайся сразу – ты женился?
– Нет!
– И на том спасибо. Ты мне нужен со всеми потрохами и немедленно. – Глаза Альдо в свете камина отсвечивали лиловым, на щеках играл теплый живой румянец. Как же хорошо и… спокойно. Можно выбросить из памяти заострившееся, будто у покойника, лицо. И эти проклятые бессмысленные месяцы тоже долой! Место Повелителя Скал рядом с его анаксом!.. Счастье неистово полыхнуло и погасло, потому что у камина сидел человек, которого сюзерен еще не заметил.
– Альдо, – глухо сказал Ричард, – здесь герцог Алва.
– Я мог бы и догадаться, – взгляд сюзерена сразу стал жестким, – он так и не выучился вставать в присутствии анакса. Что ж, невежливость поединку не помеха!
– Несомненно, – подтвердил Рокэ, – но хотелось бы уточнить, кто здесь анакс.
– Альдо жив, – выдохнул Дикон, прежде чем сообразил, что Рокэ все понимает. И нарывается.
– В самом деле, юноша? Вы уверены?
– Эр Рокэ! – закричал Ричард, поняв, чего добивается Ворон. – Вы не будете драться. И сюзерен не станет… Альдо, он же слепой! Это агарисцы…
– Я с них спрошу и за это, – пообещал сюзерен. – Мерзавцы отобрали у меня поединок, но ничего не поделаешь. Драться со слепым я не стану.
– Если вы передумаете, я к вашим услугам, – Рокэ потянулся за бокалом, но тот оказался чуть ближе, чем казалось маршалу. Раздался тоненький звон.
– Теперь видишь?! Я не могу его оставить. Надо добраться хотя бы до Савиньяков…
– Нет времени, – просто сказал Альдо, и Ричард понял, что его действительно нет. – Все решат даже не месяцы – дни, а Иноходец, как назло, где-то шляется. Остаешься только ты.
– Альдо, это… дело Чести! Я… – шептаться непристойно, но Рокэ не увидит, а не объяснить невозможно: сюзерен должен знать, что это не прихоть и не трусость! – Пойми… Я его заставил пойти с собой, он хотел взять на себя… то, что сделал я, и заколоться. Мы прошли Дорогой королев… Теперь мы здесь, но из города сейчас не выбраться. Весной мы уйдем на лодке…
– Ты собрался всего себя и силу Скал отдать уже полумертвому? – Альдо до шепота не унизился, и было б странно рассчитывать на иное. – Ты мне нужен, Ричард Окделл, мне и нашей анаксии, и это не шутка. Твой долг – перешагнуть через жалость к тому, кого она лишь оскорбляет. Мы были врагами, но я отдаю дань чужому мужеству. Герцог Алва – истинный эорий, дай же ему достойно уйти.
– Альдо, но ведь был же… – Святой Алан, как же звали Левкрского Слепца?! – Он разбил гайисскую армию у…
– Он был нужен анаксу и анаксии, а времена Ворона ушли вместе с Олларами, новый Круг не для него. Бери пример с Иноходца, Дикон. Он не оставил меня подыхать на глазах эсператистской сволочи.
– Иноходцу приказал ты!
– Я без вас обойдусь, – спокойно вмешался Ворон. Он все понял и не имел обыкновения лгать. Жестокость, злоба, издевки, только не ложь! Герцог Алва обойдется без оруженосца, но Ричард все еще колебался.
– Альдо, – попросил юноша, – давай уйдем все вместе. Должен же быть способ… И потом… Альдо, эр Рокэ может нам помочь! Он много знает про Гальтару…

– Не говори глупостей! – хмуро бросил Альдо. – Нам не может быть по пути.
– Пришедший к вам господин, кем бы он ни был, прав, – усмехнулся Алва, – и он, вне всякого сомнения, нуждается в вашем обществе больше меня, но если вы нужны сюзерену, это еще не значит, что сюзерен нужен вам. И тем более Талигу, как его ни называй.
– Ричард, – Альдо все еще пытался сдерживаться, – если ты стал прислугой, дело твое, но у Повелителя только один господин. Я тебя отпущу. Отрекись от Скал и подавай вино кому хочешь.
– Альдо, я…
– Ричард Надорэа, ты слуга или Повелитель?
Предать Скалы, своих предков и привязать себя к калеке? Это невозможно, но как уйти после всего? Если бы Ворон помирился с Альдо! Он сможет, если захочет, сюзерен не оттолкнет Повелителя, особенно зная правду о мече…
– Эр Рокэ, пожалуйста! Ведь это все из-за вас…
– Не исключаю, – зевнул Ворон, – только что именно?
– Вы что, не понимаете?! – выкрикнул Ричард. – Вы… Вы…
– Я, – пожал плечами бывший маршал, – потомок Рамиро-Предателя и Рамиро-Вешателя, святотатец, чудовище и убийца, но при чем тут ваши терзания?
– Рокэ… – аж поперхнулся юноша, – как вы можете! У вас что, совсем нет души?!
– Ну, извините… Было бы странно, если б она у меня оказалась. Вы чего-то хотели?
– Ничего, – буркнул Ричард, – я нужен моему государю, и я иду с ним.
– Идите, – равнодушно сказал Алва, – или оставайтесь. Для меня это ничего не изменит.
– Я иду.
– Я понял.
Люди Чести знают, что лучше ненароком услужить негодяю, чем принять от него услугу, а герцог Окделл раз за разом принимал от Рокэ все, от лошадей до жизни, и… святой Алан, Ворону нравилось, что ему обязан сын Эгмонта! Это был его вызов, его месть сразу и Людям Чести, и «навозникам». А чем тогда было его самопожертвование? Тоже местью?! Вряд ли… В сердце Ворона нашлось место не только злу, но всего больше в нем было усталости, и потом, в самом деле… Нельзя навязывать гордому человеку жалость, нельзя вынуждать есть, спать, бриться того, кто никогда уже не сможет жить, как жил. Какой-нибудь Спрут способен существовать и в темноте, и в болоте, но Ворон должен или летать, или…
За порогом Дик все же обернулся, хоть это и было слабостью. Алвы у огня больше не было, не было и огня, не было вообще ничего.
– Выше голову, Надорэа, – прикрикнул сюзерен, – ты Повелитель Скал или спрут без чести и костей? Мы отправимся в Гальтары и возьмем то, что принадлежит нам по праву! Когда настанет время, я сам поведу свои армии в сердце анаксии!
Сюзерен знакомо улыбнулся и вдруг смахнул навернувшуюся слезу.»

@темы: Камша, ОЭ, Отблески Этерны, канон

Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. (с)
Алва, Дик, Робер и Альдо проходят через Лабиринт и в Храме встречают Ринальди-Леворукого-Одинокого

Инсайдер из реконструкторского треда:
«Альдо, Робер, Дикон и слепой Алва оказываются в подземном зале у четырех плит, поставленных стоймя, крестообразно. Дикон, Робер занимают свои места у своих знаков (скалы, молнии). Альдо говорит, что раз повелитель волн их бросил, он займет его место. Он проходит под Волны. Алва отпускает двусмысленное замечание про места и место, но он тоже становится под знаком ветра.
Дикон замечает как все сложилось удачно, что Ракан может заменить любого повелителя. Далее узоры на полу светятся, плиты раздвигаются и Дик видит лестницу. Он спускается вниз, навстречу отблескам пламени. Дальше он двигается по лабиринту и видит множество видений, в которых раскрывается вся история. Он видит себя, свое прошлое, суд, войну, Варасту, Лаик, детство, заговор отца, дуэль, и это все коридоры и коридоры фресок, заваленные ходы которых это несделанный выбор. Дик видит потом еще и еще много историй, королев и королей, понимает, что лабиринт так велик лишь оттого, что на его стенах запечетлена история. И что лабиринт растет снаружи, но ветшает изнутри и поэтому важно, чтобы живущие помнили свою истоиию. Чтоб пройти его весь понадобиться много времени. Тогда Дикон получает провожатого лита и тот ведет его сквозь лабиринт, а стены вокруг расступаются.
Несколько раз он натыкается на монстров, но легко одолевает их и наконец достигает центра. Там горит извечное пламя, возле которого собрались повелители. Робер говорит, что он пришел вторым, а первым был Алва. Дикон понимает, что всем пришлось пройти через воспоминания и думает, что же должен был увидеть Альдо. Повелители молчат и растеряны, кроме Алвы. Он явно знает нечто важное, он улыбается странной улыбкой, которую Дик видит первый раз у своего монсеньора. Затем Дикон видит идущего к ним Леворукого, а тот приветствует Алву, говоря ему, что сильно изменился с прошлого раза.»


Примечание реконструктора:
Кардинал Сильвестр Дорак после смерти попадает в место очень похожее на вышеописанный Лабиринт с живыми картинами прошлого.


В.В.Камша. Отблески Этерны. От войны до войны.

«Он шел, а свет то вспыхивал, то гас, и сквозь истончающиеся стены проступали когда-то знакомые лица. Поджимала губы королева Алиса, что-то кому-то доказывал Карл Борн, улыбался и разливал вино соберано Алваро, пробовал остроту клинка Георг Оллар, шевелились страницы под пальцами Диомида. Никто не видел проходящего мимо путника. Еще не видел или уже? Ветер взвыл и затих, уронив ворох мертвых листьев. Желтые листья на черной земле, черные ветви деревьев на золоте заката, старая Лилиан в вишневых шелках, смеющаяся девчонка с пахнущими вишней губами, вишневые сады Дорака, истекающее темной кровью сердце над замершей Олларией, сердце, пронзенное четырьмя мечами…. Создатель, защити Талиг и его короля!..»

@темы: инсайд, Камша, ОЭ, Отблески Этерны

Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. (с)
Алва, после встречи с Оставленной, скачет на Моро сквозь фреску Лабиринта, через Закат, к Башне в Гальтарах чтобы вернуться в мир живых и предотвратить конец света. С Башни он призывает повелителей.

Канонная линия рассветных глюков Лионеля.
В.В. Камша. Отблески Этерны. Рассвет №3.

«Себя, вырывающегося из увешанной картинами западни, Савиньяк не видел, но там тоже были дымы, люди и кони, а мостом меж полотнами и бредом стали сперва кровь и проливший ее клинок, а потом огонь. Из двух возможностей он выбрал камин, но ведь была и другая... Она и сейчас есть, а значит, вперед!
Выхватить кинжал, полоснуть по недопорченной четверть века назад картине, вскочить в седло, сдерживая ошалевшую от охватившего холст пламени лошадь. В раме бушевал огненный шквал, поглотивший королеву, ночь, путников. Нестерпимо жаркий ветер опалял лицо, но горящей свалкой больше не пахло. Камин с двумя мертвыми гербами скрывал выход, а что прячет это пламя? Закат? Древний город? Незнакомца в красном плаще? Забытое? Невиданное?
Ли мог гордиться, обошлось без шпор; кобыла всхрапнула, будто пожаловалась, и гигантским — Моро бы позавидовал — прыжком влетела в огонь. Брызнуло что-то вроде расплавленного золота, а может, это разбилось солнце. Где-то били пушки, где-то рычал гром, наискось метнулась горящая птица, пылала и грива Проныры; если б не сон малыша Арно, было бы страшно. Позади встала багровая стена, впереди полыхала другая, горели травы, сгустками огня металось воронье... Почти ставшая огнем кобыла уже не ржала, рычала, летя навстречу пламенной стене. Впереди ударила молния, породив нечто вроде волны с рыжим гребнем, к ней с того, что назвать небесами не получалось, тянулся перевернутый смерч. Молния саданула вновь, совсем рядом расколов огненное поле, светлая широкая тропа уводила в сторону и назад, звала, приглашала, манила солнцем и синевой.
«Белым снегом укроет следы, белым снегом...»
... светлый поворот затянуло дымом. Огненная волна сплелась со смерчем, теперь пламя росло из земли, как пшеница, взлетало фазаньими выводками, свивалось в рыжие хлысты, Савиньяк их почти не замечал, зная од-но — доскакать. Было страшно и было нужно, а значит, не так уж и страшно.
Они мчались, видимо, степью. Под горячими ветрами гнулось, осыпая искры, пламя, а впереди рвал тучи черный смерч, все сильней напоминая башню, над которой кружат то ли клубы дыма, то ли тучи. Словно льдины в водоворотах Хербсте. Льдины... Не лучшее сравнение для Заката, если это Закат, хотя похож — горячо, неблагостно и... прекрасно!
Лионель исхитрился и глянул на свои ноги, они пока существовали, сжимающие свитые из искр поводья руки - тоже, зато Проныра стала огнем, оставаясь при этом лошадью. Такова природа Заката или дело в самой варастийке, и байки, возводящие рыжую степную породу к грозовым жеребцам, не такие уж байки?
Справа, будто в ответ, вспорола багряную жуть молния, породив очередную, на глазах затягивающуюся тропу. То ли путь назад, то ли ловушка, но башня всяко важнее. Пока есть башня, пока Проныра в силах скакать, а ты — думать, сворачивать нельзя. Башня может оказаться западнёй, тупиком, смертью, а может открыть дорогу... Кому-то синева и белые тропы, кому-то — пламя, не самый худший закон мироздания.
— Э-гей! — крик выходит звонким, как на берегу. Вдогон крику летит «фульгатский» посвист — «Я здесь! Я нашел важное! Все сюда!».
Кого он зовет? Кто услышит? Кто откликнется? Забавно, если сам Леворукий.
Очередной зигзаг. Облака — это все-таки облака, а не дым — крутит все неистовей, чего-то требует гром, о чем-то просит ветер. Если башня исчезнет, он спрыгнет и проверит, каков Закат для пешего, всадника огонь не трогает, и звуки пламя тоже не слизнуло.
Дальнее ржанье, близкий гром. Теперь по сторонам танцуют вихри... Черно-красные змеи изгибаются женскими фигурами со вскинутыми руками, и это тоже красиво. Меж пляшущих колонн проскальзывает золотой неоседланный жеребец, вскидывается на дыбы, разворачивается, летит рядом. Порожденный закатом, он сильней Проныры, сильней и быстрее, но идет с кобылой ноздря в ноздрю. Не мориск, мориски меньше, хотя стать та же, и не только стать — Грато вел бы себя так же. Новая молния рождает новый разрыв. Путь из Заката в Рассвет? Может, и так, утро не враг вечеру, а день - ночи, разве могут враждовать берега? Только в эсператистских мозгах, да и то не в лучших...
Гривастый спутник встает на свечку, призывно ржет... Давненько ты не ездил без седла, а без уздечки и вовсе никогда. Проныра старается, как же она старается! Бросать лошадей — подлость, бросить свою лошадь еще и глупость, но золотой явился за тобой, а ты идешь до конца! До любого. Белая тропа уже совсем рядом, ухватиться за чужое пламя, привстать, прыгнуть.
- Домой!
Грато знает этот приказ, варастийка тоже. Хуже, что кобыла вряд ли представляет, где тот дом, и все же...
-Домой, Проныра! Домой!
Не слушает, мчится наметом, почти стелется по огненным колосьям. Ее выбор, а вихри отстали. Небо становится небом, трава — травой, пусть и рыжей, впереди полыхает закат, огромное солнце висит над старой башней. Рокэ видел такую, но войти не смог, туда вообще не войдешь, по крайней мере из Гальтар, а из Заката? Скачка все стремительней, хотя куда уж больше! Грохочут копыта, грохочет прибой — он-то здесь откуда? Наперерез метнулась длиннокрылая птица. Альбатрос...
Запах дыма, полыни и поздних цветов, запах осени, памяти, дорог. Башня приближается, растет, здесь она не морок, эдакий черный столб на границе земли и неба с вечным солнцем над зубцами. Уж не ее ли вариты назвали маяком, тем самым, что гаснет в Излом? «Пепел должен остыть»... Да, горячий пепел выгребать трудно, но и холодный сам собой не уберется; за маяками смотрят, маяки зажигают, как истинные, так и ложные. Издали огонь маяка кажется низкой звездой, но у звезды-костра не может быть одинаковых лучей. Выходит, вот он, ответ, или слишком просто? Уцелевшие «львы» либо скрытничают, за что их осуждать не приходится, либо сами тычутся в разные стороны в поисках неизвестно чего. Если так, на выход из тупика можно налететь лишь случайно, и единственная тропинка — кровь... Настоящая кровь... Ее еще нужно найти, потому что твоей на все не хватит.
Конский бег становится тише, лошади переходят на рысь, потом на шаг, и вот он, морок, сказка, призрак, пугало.
Стена словно отлита из черной стали, но это камень, темный, блестящий, неповторимый... Хорошо, что Рокэ трогал Кольца Гальтар и башню Беньяска, сверкающий монолит не удивляет, он такой, каким и должен быть. Вопрос, есть ли здесь вход? За башней встает что-то вроде застывшей волны из такого же камня, коням не пройти. Тебе тоже, но к стене льнут гибкие лозы, эта понсонья еще жива, она не убьет... Пахнет морем и травной горечью, совсем как в Алвасете, багряные соцветия тянутся к самому лицу, они сразу и смерть, и жизнь. Вдали, там, оттуда он прискакал, бушует гроза, а здесь стрекочут цикады, вечер, покой... Сапоги касаются осенней травы, в лошадиных глазах плавают звезды. Обычные, вечные, яркие — лечь бы на спину и смотреть, но погасший маяк — это неправильно; маяки должны гореть, а моряки — возвращаться и возвращать.
Лозы понсоньи кажутся прочными, главное, не повредить соцветий, но тебе случалось открывать гайифские шкатулки, разница не столь уж и велика; смерть, которую нужно обойти, только и всего... ты появился, чтобы пройти закатной дорогой, ты ею прошел. Почти... Осталось забраться наверх, вытряхнуть старый пепел и зажечь маяк. Скорее всего, кровью, иначе с чего бы первородные ею клялись?
Справа ловила молнии пламенная бесконечность, слева смеялось расшалившееся море, в котором тонуло и не могло утонуть солнце, и оно же играло с бесконечностью снежной, ласкало юные травы, рвало грозовые облака. Если древние боги обитали в подобных местах, можно лишь удивляться, что они спускались на землю. Ли Савиньяк был человеком, он собирался вернуться к армии, причем быстро. Забравшись туда, куда попадали разве что сказочные герои, маршал не нашел ни чудовищ, ни золота с красотками, ни пепла, ни откровений, а в том, что мир с его морями и грозами прекрасен, он и прежде не сомневался, тем более после хорошего галопа. Рывок сквозь Закат вышел страшным, изумительным и... коротким. Каким окажется возвра-щение, маршал не представлял, но по своим следам пройти вряд ли удастся.
Сплетенные из жизни и смерти лозы пропали, едва он перебрался на ровную — ни щели, ни выбоины — площадку, но горьковатый запах неубитой понсоньи все еще мешался с соленым дыханием моря, предвещая очередную погоню. Зачем?
Савиньяк тронул льдисто-черный зубец, которому следовало отражать если не гостя, то одно из солнц, но гематитовое зеркало изволило лениться. Мало того, зубцы не отбрасывали тени, хотя к самому Лионелю льнуло аж четыре. «Четверых один собрал...» Четверых!
«Четверых один собрал» и отправил в Закат, хотя Килеану с братьями Капотта там не место, огненные кони и молнии достойны лучшего. Савиньяк с трудом оторвал взгляд от далекой грозы. С башни видишь четыре солнца, взглянешь со стороны — над зубцами повисает огромное красное светило. Единственное. Если это шутка богов, то ее на разные лады повторили, самое малое, дважды — госпожа Арамона в последнюю ночь Надора видела четыре сходящиеся луны...
Дыханье нохского колодца призывало полнолуние, заодно превращая людей в четкие эсператистские иконы; тень костяного дерева луны множила и красила желтым, но стоило из нее выйти, всё становилось обычным.
... Ли наскоро прикинул расстояние до центра площадки и быстро пошел вперед. Подвохов маршал не исключал, однако обошлось, он спокойно встал посреди каменного «зеркала»... Савиньяк просто закрыл гла-за, и все исчезло.

Все, кроме одинокого алого огня над самой головой. Закатное солнце? Луна? Ставший вдруг чудовищно близким Фульгат? Или башня отвечает тому, кто к ней прорвался...? А может, это и есть пресловутый маяк, другого-то здесь нет, здесь вообще нет ничего, кроме красоты. Она важней солнц и океанов, она зовет и приказывает, как и положено истинному маяку. На огонь летят мошки и плывут корабли, а кого тянет в закат?
Смотреть в багровеющее небо — дурная примета, но ведь смотрят и будут смотреть, не все, конечно. Кто-то замурует окно, кто-то отвернется, кто-то просто не заметит, а кто-то сорвется в бешеный галоп. Скачки за уходящим солнцем, кровь, клятвы, предчувствия, сны Рокэ про поиск вассалов... Лионель вслепую вытащил кинжал, привыкший к его крови по обе стороны Заката. Все сходилось, оставалось проверить, не рискуя теми, кто нужен. Эмиль, Ариго с Райнштайнером, Вальдес, Придд, молодой Фельсенбург отпадали, Рокэ тем более, к тому же зовет он, а не его...
— Чарльз Давенпорт, — четко произнес Лионель, чувствуя уже знакомую боль, — извольте немедленно явиться.
Ответа не последовало, хотя мгновенно не являются даже обожающие начальство капралы. Савиньяк ждал, перебирая и произнося вслух так или иначе подходящие имена.
— Пьетро Сэц-Гайярэ. Габриэль Дорак. Дэвид Рокслей. Ричард Ок-делл. Джон-Люк Тристрам, Ангерран Карлион, Мариус Берхайм... Конрад Борн... Франсуа Рафиано... Людвиг Ноймаринен... Альберт Мекчеи... Луиджи Джильди... Альберт фок Фельсенбург...» (с)

***

Из обсуждения на «Куртуазном оэголике»:

Анон 1: ...кстати, рассветные обнимашки с Соной, имхо были "закатными" обнимашками с Моро, когда Алва его встретил.
Анон 2: думаю, что у ВВК была в голове эта картинка ПМа обнимающегося с вновь обретенной лошадкой, а за неимением возможности вновь соединить его с Моро (скачку через Закат Ли у него стырил) она воплотила эту картинку во встречу с Соной. Не подумав, что это несколько двусмысленно выглядит с лошадью бывшего оруженосца.))))

@темы: обоснуй, Камша, ОЭ, Отблески Этерны, канон

Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. (с)
Воскресший Алва-Ракан с Башни призывает четырех Повелителей

В.В.Камша. Отблески Этерны. От войны до войны.

«Новый порыв пришпорил черно-красные облака, пригнул к самой земле высокие травы, степь пошла волнами, словно море, и, усугубляя сходство, в небе с криками заметались какие-то птицы. Предводитель поднял руку, но отдать приказ не успел – из-за невысокой волнистой гряды показался скачущий во весь опор всадник. Дивной красоты вороной конь, пластаясь в стремительном беге, несся на запад, туда, где в багровеющем небе висело низкое, невозможно алое солнце.
Предводитель узнал если не наездника, то коня, и, привстав в стременах, что-то радостно проорал, размахивая руками. Одинокий всадник не услышал, а большой грязно-белый пес, труси́вший впереди отряда, поджал заменявший ему хвост обрубок, заскулил и попятился, путаясь в ногах хозяйского жеребца. Богатырь выругался и натянул поводья, конь захрапел и встал, собака взвыла в полный голос, а на горизонте возник высокий, черный столб, над которым висел окровавленный сверкающий шар.
Отряд смешался в кучу, лошади и люди, ничего не понимая, следили за призрачной башней, затем кто-то вскрикнул, указывая на север, и первому крику ответил второй. Вечерний всадник был не один! Три силуэта с трех сторон приближались к рвущейся к небесам колонне, доскакать до которой не дано никому из смертных. Трое достигли башни одновременно, и лежавшее на ней солнце, на мгновение обретя очертание огромного сердца, погасло, а в багровеющее небо рванулась темная птица, рванулась и исчезла. И вместе с ней канула в ночь башня-призрак.»

Примечание реконструктора:

1.Дик скачет из Надора, Альдо из Алата, Робер из Эпинэ, Баата - из Кагеты. Если посмотреть на карту - это аккурат с четырех разных сторон.

карта

2. ЗФ2004
Юзер: Почему их трое?
В.В.Камша: Народ, а как у вас с начертательной геометрией?...одного Башня от наблюдателей загораживает.

@темы: Камша, ОЭ, Отблески Этерны, канон

Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. (с)
Сон Робера, где показаны все Повелители и Ракан:
«Башня! Та самая… Он все-таки до нее добрался и стоял на каменной площадке. Рядом были Дик, Альдо, дед, Адгемар с каким-то молодым кагетом и Ворон. Небо отливало кроваво-красным, и в нем кружили черные птицы. Налетел ветер, растрепал черные волосы Рокэ и седые кудри казара. Алва засмеялся и с силой толкнул Адгемара, тот зашатался, бестолково хватая руками воздух, и полетел вниз, в объятия отвратительной липкой смерти, отпустившей Робера, чтобы принять положенную жертву.»

Сон Дика о мертвой Айрис:
«Он видел то закатную башню и кружащихся над ней птиц, то галереи и переходы Лаик, то смеющуюся Катари, которая, едва он ее касался, в кого-то превращалась или исчезала, а в ночь перед штурмом Ричард оказался в Надорском замке. Над двором, чуть ли не задевая булыжники, летали белые северные ласточки, окно в Гербовой башне было распахнуто, и в нем отец, одетый в цвета Катарины Ариго, обнимал мать. Ричард никогда не видел родителей такими, ему было стыдно подглядывать, но он не удержался, подобрался ближе и понял, что обознался — перед ним были Рокэ и бакранская девушка, на шее которой горел алый камень. Точно такой, как тот, что Ворон подарил Катари.
— Вам, юноша, никогда не будет везти в игре, — маршал улыбался, а в глазах девушки стояли слезы. Ричард присмотрелся — драгоценный камень на белой шее оказался кровью. Не ее — Ворона, просто кровь на алом одеянии была незаметна. Бакранка вздрогнула и стала медленно оседать, Рокэ ее подхватил, руки Проэмперадора заливала кровь, но издали казалось, что на нем красные перчатки. Ричард перевел взгляд на лицо женщины — это была Айрис, и это все-таки был отец! Герцог Эгмонт держал на руках мертвую дочь, улыбаясь улыбкой Рокэ Алвы, и глаза у него стали синими. Он все еще улыбался, когда Ричарда разбудил утренний лагерный шум.»

Сон Дика о Лабиринте
«Юноша был слишком пьян, чтобы злиться, какое-то время он еще понимал, где и с кем находится, потом человек с гитарой исчез, уступив место странным светящимся переходам, в которых бродила отвратительная и равнодушная смерть.
Дикон бежал, шел, полз, слыша позади ритмичный стук. Его кто-то звал — он не мог понять, кто. Тело было неловким и неподъемным, каждое движение давалось с трудом, потом сзади раздался крик ужаса, перешедший в стон и какой-то жуткий хруст. Дикон обернулся и не увидел ничего — позади оказалась стена. Он знал, что спасен, но вместо радости испытывал жгучий стыд, словно совершил что-то бесчестное.»

Сон Дика о Звере
"Дик вновь бежал по каким-то переходам, слыша сзади клацанье, шуршание, топот, визг. Сердце бешено колотилось, легким не хватало воздуха, а погоня приближалась. Сквозь шум погони проступали другие звуки – пение, смех, шум воды и голос камней. Это не было смертью, как казалось сначала, по крайней мере, не было смертью для него, но если волна его настигнет, он сольется с ней, станет ее частью и помчится вперед, сметая все на своем пути, убивая, калеча, насыщаясь чужими смертями и чужим страхом. Ричард из последних сил припустил вперед, налетел на какую-то лестницу, бросился вверх и выскочил на залитую кровавым светом площадку. Он стоял на вершине одинокой башни, над которой кружили хищные птицы. Одна, черная и злая, опустилась на изъеденный временем каменный зубец и голосом Рокэ отчетливо произнесла:
– На меня лучше не рассчитывать!"

@темы: Камша, ОЭ, Отблески Этерны, канон

Рукописи не горят. — Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман. (с)
– Сколько их было?
– Четверо.
– Куда они ушли?
– Туда, откуда не возвращаются.
– Почему они ушли?
– Потому что клялись защищать.
– Кто ушел за ними?
– Лучшие из лучших.
– Кто остался?
– Мы.
– Сколько нас?
– Четверо. Всегда четверо. Навечно четверо.
– Кто на нашей стороне?
– Закат и Восход, Полдень и Полночь.
– Кто против нас?
– Те, кто займет чужое место.
– Кто откроет Врата?
– Он и Она.
– Кто Он?
– Он уйдет в Осень.
– Кто Она?
– Она придет из Осени.
– В чем наша сила?
– В памяти и чести.
– В чем наша слабость?
– В чести и памяти.
– Что нас ждет?
– Бой.
– Когда пробьет наш час?
– Мы узнаем.
– В чем наш долг?
– В том, что никто иной не исполнит.


Примечание реконструктора:

Кто против нас? – Те, кто займет чужое место (раттоны, которые заняли место богов-абвениев и отвечают смертным на их молитвы);
В чем наша сила? – В памяти (Оставленная и древние знания) и чести (Раканы и Повелители);
В чем наша слабость? – В чести и памяти (которые утрачены, честь=репутация Ринальди, его память и память людей о магических законах мира)
Он и Она, которые откроют врата: Цилла-Королева Холода и Алва. Цилла=Она, о которой говорит Арамона на крыше в ОВДВ текст, пришла из Осени, т.е. из смерти и «открыла врата» задув свечи призраков в Лаик текст. Алва благородно самоубьется вместо Альдо (уйдет в Осень, т.е. умрет) и в результате «последний император покинет империю», это «откроет врата» беспрепятственному магическому влиянию раттонов. Из-за их воздействия на людей в Кэртиане начнется «война всех со всеми».

@темы: обоснуй, Камша, ОЭ, Отблески Этерны, канон